|
Юрий Зерчанинов 1993 Театр от ФомыЗнаете, как удалось нам затеять новый журнал? Ушли прошлым летом из замшелых апартаментов одряхлевшей «Юности», захмелели, глотнув свежего воздуха, едва не наделали всяких глупостей, но вовремя образумились и на всеобщей распродаже достоверных иллюзий и манящих прожектов заполучили под «Новую Юность» и первые деньги, и скромную комнатушку, которая, надеемся, расширится, если пойдет большой читатель. А знаете, что в Москве объявился новый театр, который ждет не дождется своего дома? Мы бы поделились с ребятами своей комнатушкой, она сошла бы, пожалуй, под гримуборную, но сцену и зрительный зал — прикажете вообразить? Однако если журнал наш возник стихийно, то явление в наступившем году этого театра, я убежден, предопределено судьбой. Режиссер Петр Фоменко давно, казалось бы, должен был иметь в Москве свой театр, но поначалу он ошеломил власть имущих («Смерть Тарелкина» в театре им. Маяковского), а потом, когда делал вид, что готов приручиться («Любовь Яровая» в Малом театре), не позволял себе даже повести эту игру до конца. А «когда объявили прогресс», не поспешил удариться в публицистику («Калигула» в театре им. Моссовета). Но ныне в театральном ряду на нашем сумеречном рынке, где высоко котируются лишь дорогостоящие спекулятивные проекты (коммерческий новояз: читай постановки), вдруг объявляются полуголодные актеры, которых мастер Фоменко научил так править ремесло, «чтобы от истины ходячей всем стало больно и светло!» Актеры эти из ГИТИСа, который ныне именуется театральной академией. Из мастерской Петра Фоменко. В прошлом году они завершили курс обучения, но их студенческие спектакли так будоражили театральную Москву, что их оставили в институте еще на год — играть, делать очередной спектакль, организовывать собственный театр. У истоков нового театра и педагоги этой мастерской — Ольга Фирсова, Евгений Каменькович и Сергей Женовач, которому Фоменко предложил остаться в мастерской, едва тот закончил его предыдущий актерско-режиссерский курс. А сокурсники Женовача, заметим, и стали артистами, с которыми он поставил два блистательных спектакля в театре-студии «Человек», а затем «Короля Лира» и «Пучину» в театре на Малой Бронной. Нынешний курс набирался летом восемьдесят восьмого года — в то последнее лето, когда на улицах старой Москвы, еще не захлестнутых, не захламленных лихорадочной коммерцией, были различимы трепетные мальчики и девочки, устремлявшиеся кто в «Щуку», кто в «Щепку», кто — в ГИТИС? В то лето Ольга Фирсова, побывав с комиссией по театральному образованию Российского СТД в Иркутске, высмотрела среди выпускников местного театрального училища Юрия Степанова и убедила его отшлифовать свой природный дар в Москве у такого мастера, как Фоменко. Юра говорит: «Мне повезло с мастером, с курсом. Такой курс дорого стоит». Но и мастеру, и курсу несомненно повезло со Степановым. Каково, однако, этому здоровенному сибиряку жить сегодня на нищенскую стипендию? Что же, он готов терпеть и делать свое дело, а надо декорации строить, так он и плотник классный — отец позаботился научить, как строят дом. А когда для спектакля поначалу следует поработать руками, постоянный партнер Степанова — рижанин Андрей Казаков. Каменькович так характеризует Казакова: «Сент-Экзюпери с внешностью Тарзана». И каждый из педагогов мастерской в то лето высматривал своих студентов еще до экзаменов. Мгновенно сработала интуиция и у Сергея Женовача, когда он увидел вдруг в коридоре ГИТИСа двух обворожительных рыжих близняшек. Они выглядели растерянными — в одной из мастерских, где тоже набирался курс, им сказали, что никто не возьмет двух одинаковых девочек. А Женовач распознал сразу, что они лишь внешне схожи, что этих рыжих нельзя упустить. И действительно, перед заключительным туром Ксения и Полина Кутеповы уже были вне конкуренции. Все педагоги были убеждены, что надо непременно брать и миниатюрную Мадлен Джабраилову, в которой явно угадывался незаурядный дар перевоплощения, но Фоменко отмалчивался. И складывалось мнение, что он сторонится возможных упреков, что берет на курс дочь своего былого однокашника Рамзеса Джабраилова. Но на самом деле руководителя мастерской смущало, что в актерской группе будущего курса будут лишь три маленьких девочки, ему не хватало уже очевидной, ярко выраженной героини. Но повторюсь — судьбой предначертано было, что этот курс обернется театром. И за день до последнего тура ярко выраженная героиня и будущий лидер курса объявилась. На гастроли в Москву с труппой саратовского театра приехала недавняя выпускница местного театрального училища Галина Тюнина. Фоменко увидел ее - а Галю привела его былая студентка, режиссер Татьяна Зуровская, — попросил приготовить назавтра монолог Розалинды и решил уже, что, взяв Тюнину, он сохранит и Джабраилову. Так, в конечном счете, и получилось. А в режиссерскую группу был принят 19-летний македонец Иван Поповски, который владел языком Шекспира, а в Москву приехал вместе с мамой, которая выступала и в качестве переводчицы. «Ваня — это гениальный поступок Фомы», — комментирует Каменькович. (В журнале «Театр» рассказ об этом курсе так и назывался — ФОМЕНКИ, а сами фоменки величают своего учителя Фомой, и театр этот, действительно, от Фомы.) Что же касается Вани, то уже в 17 лет он написал пьесу «Гордись тем, что ты есть», поставил ее, сыграл главную роль, и этот школьный спектакль был показан на фестивале в Сараево. Ваня вспоминает, что Фоменко взял его с условием, что за три месяца он овладеет русским языком — огромный срок дал: «Я же не из Вьетнама приехал, а из Македонии?». И уже на первом курсе он поставил с таким озорством — с Галей Тюниной и Карэном Бадаловым — сцену из «Укрощения строптивой» (куриные перья летели, лились ушаты воды!), что навсегда нашел общий язык с Фоменко. Шекспир, заметим, был сыгран на английском, но придет время и Ваня Поповски откроет для себя Марину Цветаеву? Фоменко убежден, что его студенты-актеры, которые и учились, и играли вместе с будущими режиссерами, тем самым многое обрели. И актеры эти набирались не только по амплуа — на курс были приняты и дипломированный физик Карэн Бадалов (пластичен, каждую роль словно углем рисует — оценка Женовача), и дипломированный психолог Рустэм Юскаев. И уже на втором курсе Каменькович рискнул делать целый спектакль — «Двенадцатую ночь» Шекспира. Все началось с отрывка, в котором Тагир Рахимов великолепно сыграл Мальволио, но спектакль в конечном счете состоялся под знаком близнецов — сестер Кутеповых. А спустя год — на двенадцатую ночь после католического Рождества — все поменялись ролями, а сценой была лесная поляна? С тех пор спектакль идет с нарастающим успехом и, надо думать, войдет в репертуар их театра. И каждый следующий спектакль этого курса был заявкой на собственный театр. Сергей Женовач, для которого театр — взаимообмен энергией актеров и зрителей, причем новый спектакль поначалу должен опережать зрительский уровень (какая самоотдача требуется от актеров!), собрал «черновые лоскутки» неоконченной комедии Гоголя «Владимир III степени» и поставил перед своими студентами, казалось бы, невыполнимую задачу — сочинить вместе с ним спектакль. И что же? Олег Табаков признался, что смотрел этот спектакль «зачарованно, благодарно». А Наталья Крымова писала: «Режиссер за руку ввел молодых в мир Гоголя, и Гоголь, кажется, не только не воспротивился, но выразил на то свое удовольствие». В конце декабря, когда пишутся эти заметки, Женовач репетирует уже пятый спектакль курса — ведет поиск сценического воплощения потока сознания Фолкнера. Вновь предлагает решить невыполнимую задачу, однако знает, с кем имеет дело. А третий спектакль — дипломная работа Вани Поповски. Лишь легкий акцепт выдает сегодня его западнославянское происхождение. Фоменки его семья, их дом — его дом. А любимый поэт — Марина Цветаева. И для диплома он избрал ее «Приключение» («Это не пьеса, это — поэма — просто любовь?»). Свой спектакль он увидел как бы в глубине колодца, и колодцем этим стал институтский коридор. «Удивительно, сколько возможностей таил в себе коридор, в котором вчера могли с трудом разойтись два человека! Сегодня в нем разыгрывается история мимолетной любви и расставания Казановы и загадочной Генриэтты?» (Игорь Овчинников, «Театральная жизнь»). «Коридор становится колодцем памяти — издалека, приближаясь, обретая зримые очертания, потоком струятся воспоминания, материализуясь, теснясь к переднему плану, на мгновения замирая и вновь истончаясь в пространстве времени» (Михаил Швыдкой, «Независимая газета»). Секция критиков СТД назвала сей студенческий диплом «Гвоздем сезона». Остается добавить, что, уже защитив диплом, Поповски побывал вместе с курсом в Италии. И поспешил в Венецию, разыскал улицу, где родился Казанова, и увидел, что она не шире институтского коридора. Неужто им озаренье владело? Громкий успех «Приключения» был предопределен, надо думать, и тем, что режиссер, зная, на что способны его однокурсники, не имел проблем с распределением ролей: роль Генриетты поручил, естественно, Тюниной, девочки — Джабраиловой, горбуна — Степанову? Но вот сам Фома поставил «Волки и овцы» Островского и раскрыл как бы заново ряд своих воспитанников. Полина Кутепова в роли «овечки» Купавиной скорее походит на трепетную лань, воплощая всем своим обликом звучащий в спектакле романс «Прошедших дней очарованье». А в роли «волчихи» Мурзавецкой я видел Мадлен Джабраилову, которая, рассказывают, фактически сама подготовила эту роль и лишний раз доказала, что в театре Петра Фоменко ей подвластна любая роль. Фоменко же репетировал с Ксенией Кутеповой, которая «играет старуху Мурзавецкую менее всего старухой, но зато и девицей, и барышней, и барыней, всем вместе. Скажут, так не бывает. Бывает, однако». Приведенная цитата — из рецензии Натальи Крымовой в «Московском наблюдателе». А Карэну Бадалову Фоменко дал роль холодного дельца Беркутова, и Карэн, внушавший себе, что на сцене ему дано быть шутом, поначалу противился этой роли, а теперь признается, что в «Волках» Фоменко научил его не бояться себя. И нет на сцене никакого «темного царства» — каждый артист уже несет «луч света» своей игрой. И восхищенно наблюдаешь, как Глафира завлекает в свои сети Лыняева, и сопереживаешь этому робкому богатею, когда он тщетно пытается устоять? Да что мне все эти «волки» и «овцы», когда ведут игру — ту истинную игру, которой они здесь овладели — такие артисты, как Галина Тюнина и Юрий Степанов! Следует сказать, что интонацию этой постановки предопределила китаянка Ма Чжен Хун из режиссерской группы курса. Отрывки, сделанные ею, привлекли руководителя мастерской, и он предложил ей помогать ему в работе над спектаклем. Актерам близки творческие устремления и остальных режиссеров-дипломников (общая аура!), и будем ждать появления их имен на афише театра. Курс Петра Фоменко закончил и режиссер-канадец Эверетт Диксон, о котором Каменькович говорит: «Эверетт — подарок с неба. Такие люди, по-моему, давно вымерли». Он занимался с ребятами и языками — английским и французским, вовсю тратил доллары, когда в общежитии наступали голодные дни? Сейчас Эверетт дома, в Канаде — вкалывает, чтобы расплатиться с долгами и кое-что заработать, ибо пообещал быть в Москве в день открытия театра. Я начал с того, что театр этот нам явлен ныне судьбой. И хочется верить, что московские власти не оставят артистов на улице, и будет дом, где тебя всегда одарят игрой, которая противостоит злосчастной повседневности.
Другие статьи- Актер мирного сосуществования, «Дом Актера», 05.1997
- Лики Прекрасной Дамы, Екатерина Сальникова, «Театр, № 1», 01.1997
- А еще
, Наталия Якубова, «Театральная жизнь, № 1», 01.1997
- Четыре слагаемых успеха, Ольга Егошина, «Дом Актера, № 3-4», 1995
- «Приключение», ставшее судьбой, «Эхо Планеты», 10.07.1993
- Двойная реальность, Марина Гаевская, «Культура», 5.06.1993
- Добрые игры в недобром мире, Наталья Крымова, 05.1993
- Эпатирует гармония, Екатерина Сальникова, «Независимая газета», 10.03.1993
- «Приключение»: спектакль, который стоит Парижа, Иван Подшивалов, «Коммерсант», 20.02.1993
- Театр от Фомы, Юрий Зерчанинов, 1993
- «О, неподатливый язык!», Игорь Овчинников, «Театральная жизнь, № 11-12», 11.1992
- Аванс-сцена, Вера Никифорова, «Московский наблюдатель, № 5-6», 06.1992
- Накал игры и накал любви, Михаил Швыдкой, «Независимая газета», 26.05.1992
|