Ольга Фукс
«Вечерняя Москва», 21.12.2004

Хищница с декадентским изломом

«Мастерская Петра Фоменко» показала премьеру «Геда Габлер» Генрика Ибсена

Новый спектакль «Мастерской Петра Фоменко» (то есть театра) — хорошо, так сказать, незабытое старое мастерской Петра Фоменко в ГИТИСе. Любители смотреть учебные спектакли найдут много идентичного со студенческой работой Миндаугаса Карбаускиса, ныне увенчанного всеми возможными театральными премиями (и молодежного «Триумфа», и ФондаСтаниславского, и прочая и прочая). В конце концов, повторение — мать учения, да и Наталья Курдюбова (Гедда Габлер) явно заслуживала своего соло в «оркестре» «Мастерской». На премьере режиссер не появился — говорят, как раз накануне у любимца как театральных мэтров, так и критиков, гражданина Литвы Миндаугаса Карбаускиса закончилась российская виза.

Спектакль «Гедда Габлер» сделан типичным пятерочником. Все так чисто, аккуратно, крючочек к петельке, крючочек к петельке, форма выдержана безукоризненно, стиль безупречен, иронии самой тончайшей выделки хоть отбавляй. И ничего личного. Жалко, больно, страшно — таких чувств «Гедда Габлер» Миндаугаса Карбаускиса не предполагает. Качественно сделанная работа настоящего профессионала — и не больше.

Когда на сцене остаются Наталья Курдюбова и Никита Зверев (циничный и оборотистый охотник за безопасными связями асессор Бракк), кажется, что большего и не надо, — настолько точно и стремительно, как два фехтовальщика-аса, ведут они свой поединок.

Сцена убрана аскетично и стильно — на переднем плане два дивана-полукруга (постепенно съезжаясь, они образуют замкнутый круг, порочный круг, кольцо, которое не разорвать), на заднем, за дверьми, краешки одинаковых комнат с обоями в мещанскую полосочку. Такими же одинаково полосатыми будут костюмы ибсеновских мужчин в униформе приличного общества, а одинаковые шелковые кашне служанка вообще подает им движением банщицы, выдающей полотенца. К этому миру, миру добропорядочных обывателей и лживых условностей, от которых она зависит, у Гедды Габлер претензии не этические, а эстетические. Как у Синявского к советской власти. Ей противен муж (Йорган Тесман — Алексей Колубков), толстый, неталантливый, добродушный и домашний, как и его нелепые вязаные тапочки-гетры, которые он торопится напялить поверх костюма. Ей противны старушечий ридикюлище, розовые рюшечки и выпяченная жертвенность ее счастливой соперницы, которая представляется ей воплощенным убожеством (Фру Теа — Анн-Доменик Крета, швейцарская однокурсница Карбаускиса, оставшаяся в Москве). Но так же враз ей становится противен самый главный человек в ее жизни (Эйлерт Левборг — Максим Литовченко), когда он жадно, обливаясь и причмокивая, выпивает у нее весь пунш, от которого так долго воздерживался, старательно карабкаясь на вершину общественного признания. У Карбаускиса эти нюансы невозможно не заметить. Стройная, почти бесплотная (какая там, к черту, беременность от ненавистного супруга, объяснившая бы многие «странные» поступки), с безукоризненной прической и изящной пахитоской в мундштуке, эта Гедда Габлер брезгует «человеческими, слишком человеческими» слабостями людей. «Гедду Габлер» можно рассматривать как историю мертвой души, которая страстно хочет и не может ощутить прикосновение жизни и любви. Но режиссер не особенно стремится искать ей оправдание. В его спектакле Гедда Габлер — холодная хищница с декадентским изломом ставит опыты над людьми, и «научный интерес» ее так велик, что даже притупляет брезгливость.

И конечно же, «Гедда Габлер» с самоубийством главной героини не могла не стать еще одним «лыком» в строку — театральную симфонию о смерти, на которую Карбаускис выходит фактически всегда, даже если ставит «Дядю Ваню». За выстрелом из пистолета из-за спинки дивана (замкнутого круга) поднялся дымок сигареты, а затем выбралась и сама Гедда. Окинула без сожаления взглядом дом, который оставляет, и ушла по полоске лунного света прочь со сцены, так сказать, из жизни. А оттуда по той же дорожке вернулась служанка (Берта — Нина Птицына) — переходящий у Карбаускиса из спектакля в спектакль образ челяди, подвизавшейся на службе у Харона и снующей в потусторонний мир и обратно.

Вернулась, гордо пораскрывала все окна, перечеркнув сцену такими же лунными дорожками, точно поставила крест на доме Тесманов, из которого навсегда ушла жизнь. В умении красиво поставить поэтичный финал этому режиссеру не откажешь.

В одном из своих немногих интервью Миндаугас Карбаускис признался: «Если ты умен, ты не станешь выдавать всего, что в тебе есть, а попробуешь распределить это во времени».

Разумеется, ему виднее, но иногда хочется пожелать ему забыть о своих правилах и поставить следующий спектакль как в последний раз.

Другие статьи

• Нас нанимают на время, Екатерина Васенина, «Новая газета», 7.02.2005
  
• Бестиарий от слова best, Елена Дьякова, «Новая газета», 23.12.2004
  
• Комедия, местами даже фарс, Алена Карась, «Российская газета», 22.12.2004
  
• Контрольный выстрел, Олег Зинцов, «Ведомости», 22.12.2004
  
• Генеральская дочь, Елена Солнцева, «Время новостей», 22.12.2004
  
• Хищница с декадентским изломом, Ольга Фукс, «Вечерняя Москва», 21.12.2004
  
• Не спи — проснешься, Марина Давыдова, «Известия», 21.12.2004
  
• Пистолет как развлечение, Ольга Егошина, «Новые известия», 21.12.2004
  
• Смерть как перекур, Глеб Ситковский, «Газета», 21.12.2004
  
• Патология красоты и клиника свободы, Елена Ямпольская, «Русский курьер», 20.12.2004