In English
История
Петр Фоменко
Неспектакли
Спектакли
Архив
По ту сторону ветра

1000 и 1 ночь

Седьмой подвиг Геракла

Путь к сердцу

Махагония

Проклятый Север

Капитан Фракасс

Амфи­три­он

Испанцы в Дании

Тополя

Волемир

Современная идиллия

Олимпия

Гиганты горы

Моряки и шлюхи

Дар

Русский человек на rendez-vous

После занавеса

Улисс

Как жаль…

Носорог

Прости нас, Жан-Батист! (Журден-Журден)

Дом, где раз­би­ва­ют­ся серд­ца

Гедда Габлер

Три сестры

Белые ночи

Мотылек

Египетские ночи (2002)

Отравленная туника

Безумная из Шайо (2002)

Танцы на праздник урожая

Варвары

Чичиков. Мёртвые души, том второй

Месяц в деревне

Таня-Таня

Балаганчик

Как важно быть серьёзным

Шум и ярость

Волки и овцы (1992)

Приключение

Владимир III степени

Двенадцатая ночь

Ковчег


На нашей сцене
Актёры
Режиссура
Художники
Руководство
Руководство
У нас работают
Стажеры
Панорамы
Пресса
Видеотека
Вопросы
Титры
Форум
Заказ билетов
Репертуар на январь
Репертуар на февраль
Репертуар на март
Репертуар на декабрь
Схема проезда
Документы




Твиттер
Фейсбук
ВКонтакте
YouTube
Сообщество в ЖЖ



Александра Артамонова
«Новый Калининград.ru», 24.09.2012

Театральный режиссер Евгений Каменькович: «Что сделать, если проза сильнее драматургии?»

Режиссер московского театра «Мастерская Петра Фоменко» Евгений Каменькович, недавно поставивший «Дар» Владимира Набокова, привез в Калининград спектакль по пьесе Бернарда Шоу и рассказал «Афише Нового Калининграда.Ru» о том, почему в провинции никогда не увидят «Улисса», ради чего создавался спектакль «Дар» и почему он ставил бы всю жизнь только Бернарда Шоу.


 — Почему именно «Дом, где разбиваются сердца» был выбран для показа на «Балтийских сезонах» — он наиболее смотрибельный и понятный для провинциального зрителя?


 — Я к этому выбору не имею отношения. На это влияет колоссальное количество факторов, например, то, что сейчас репетируется в театре, и что можно безболезненно вырвать, потому что каждый гастрольный выезд — это достаточно болезненная вещь. А для нас она вдвойне болезненная, потому что мы живем в новой квартире: новое помещение нашего театра чудовищно удобное, и не зря практически все зарубежные гастролеры и наши лучшие, додинцы и так далее, всегда рвутся к нам. На новых площадках мы сталкиваемся с кучей технических проблем, которые преодолеваем. Потому что, ну вы же понимаете, что любая гастроль — это встреча с новым зрителем, и это как переливание крови для любого театра. Мне кажется, что когда театр не хочет ездить на гастроли — это признак его старения. Мы много раз бывали в Калининграде, и здесь зрители принимают нас очень толково.


 — Толково — это как?


 — Мы были на гастролях в Китае с «Волками и овцами» — нашей «Чайкой», нашим знаменем. Это комедия, которая, несмотря на перевод и все такое, прошла при гробовом молчании зала. Ну хлопали зрители потом двадцать минут, но у актеров была истерика. В гро-бо-вом молчании! Ну, может, они так приучены… Японцы тоже слушают молча. Петр Наумович (художественный руководитель театра Петр Фоменко, скончавшийся в августе 2012 года — прим. «Нового Калининграда.Ru») очень не любил гастроли зарубежные, а гастроли в России, наоборот, очень любил. Он справедливо считал, что вне языка драматический театр это что-то неполноценное. Как же он говорил… «Поцелуй через стекло», что ли… Он всегда афористично выражался. Конечно, было бы лучше и правильнее, если бы сюда привезли спектакль самого Петра Наумовича. Я не знаю, почему выбрали именно «Дом». Но, поскольку, в этом спектакле играют все прямые ученики Петра Фоменко, три поколения «фоменковцев», и многие из них популярны не только в театре, но и в кино, то метод их игры будет близок к нашим лучшим образцам. И еще одна важная вещь: «Дом, где разбиваются сердца» это настолько изумительная пьеса, и-зу-ми-тель-на-я, что люди получат представление о нас, а в принципе, мне кажется, чтобы что-то понять о нашем театре, нужно смотреть не один наш спектакль. У нас настолько гигантский репертуар, что я уже боюсь того, что наступает время, когда нам, к сожалению, придется от чего-то отказываться. У нас же спектакли своей смертью не умирают: обычно или кто-то уходит из актеров или этот спектакль показывают так часто, что его просто невозможно играть. Так, «Египетские ночи» «ушли». Хотя они были абсолютно живые, и это был спектакль самого Фоменко, и если его сейчас восстановить, то будет успех. У нас же есть такая традиция: в прошлом году в Севастополе мы сыграли «Приключение» — это спектакль Ивана Поповски по Цветаевой, который не играли лет десять. И поверьте, что это было великолепно. И сегодня в том же Севастополе, несмотря на смерть актера Юры Степанова мы сыграли «Двенадцатую ночь» — наш первый спектакль, двадцать два года прошло, и, честное слово, это не устарело, мы могли бы играть его и дальше, но это невозможно, поскольку мы должны развиваться.

 — Спектакля «Дом, где разбиваются сердца» достаточно, чтобы зритель мог понять, что вот эта постановка такого режиссера Евгения Каменьковича? И вообще есть ли среди поставленных вами спектаклей такой, который, на ваш взгляд, наиболее показателен, который говорит о вас, как о режиссере, больше, нежели остальные?


 — Откуда я знаю, это достаточно или недостаточно? Я не знаю — я не господь бог. Вообще хорошо, что мы приехали, потому что у нас такой сумасшедший график, что тяжело выкроить время на поездку. Не знаю! Я нахожусь сейчас совершенно на другом этапе, я верю, что любой режиссер должен развиваться, что надо, как у Пикассо, иметь разные периоды, сейчас я, например, ставлю Яблонскую «Язычников», а недавно я выпустил «Дар» Набокова. Но если вы мне завтра скажете: ставьте Бернарда Шоу, я бы ставил его всю жизнь. Потому что огромное количество пьес выдающихся для нас кажутся неподъемными. Я бы завтра же начал ставить «Пигмалиона», я все время Полину Агурееву уговариваю: давай сыграем «Пигмалиона» или «Мою прекрасную леди». Я бы с удовольствием поставил бы «Кандиду» или «Тележку с яблоками»! Я еще в институте играл «Август выполняет свой долг», причем на английском языке. Мне кажется, что таких имен, как Бернард Шоу в мировой драматургии человек пять: Шекспир, Мольер, Ибсен, Брехт и Шоу! И Шоу можно ставить всю жизнь. И это одна из его знаменитых пьес, которая очень часто ставится во все мире.


 — Как вообще приходит решение и чем вызван такой интерес к постановке, казалось бы, совершенно не поставимых прозаических текстов, постмодернистских, насыщенных, наполненных языковой игрой? Как из текста, в котором, грубо говоря, «ничего не происходит», хотя на самом деле все происходит, достать этот возможный театр? Потому что Джойс, Соколов, Набоков, Шишкин, произведения которых вы ставите, кажутся совершенно не театральными писателями.


 — Наш театр был изначально так «заварен» на любви Петра Наумовича к Слову, именно к Слову. И мы так много по началу делали прозы, что сейчас нам достаточно сложно находить пьесы. Вот сейчас открыли нового автора и были в шоке, и дали себе слово, что теперь только этого автора несколько лет и будем ставить. Ну что сделать, если проза сильнее драматургии? Что делать, если восемьдесят, да нет, не восемьдесят, а девяносто пять процентов современных пьес — это мат-перемат? И благо, если бы это был мат со смыслом… Для меня это иногда странно… Вот как мы открыли Олю Мухину, так мы и считаем, что Оля — это правильно, потому что Оля — поэт, хотя она и пишет прозой. И мы ждем, что, может быть, она, несмотря на огромное количество своих детей, напишет что-то для нас. Но если появится пьеса, которую мы все прочтем, и она нам понравится, то мы ее поставим. А проблемы как визуализировать то или иное — ее уже давно нет, ее давным-давно решили Немирович-Данченко и Станиславский. Театр на Таганке, еще до отъезда Любимова, во время своего расцвета, очень много работал над постановкой прозы. И много семестров посвящено тому, как переносить прозу в театр. Мне кажется, что поставлено может быть все. Вот сейчас мы на полном серьезе собираемся ставить «Песню песен». И проблема не в том, как перенести, а в том, получится это у тебя или нет. Способов существует миллионы. Фокус в том, что в театре каждый год нужно изобретать новый способ. Мой учитель и учитель Петра Наумовича Фоменко Александр Гончаров, великий режиссер и педагог, говорил, что театральная эстетика меняется каждые пять лет, и то, что было хорошо для «таганки» в 60-х и 70-х, может быть не хорошо для нас. Мы стараемся не повторяться. Хотя, наверное, где-то, все же, повторяемся. У нас было две параллельные группы: одна делала «Театральный роман» с Кириллом Пироговым и Петром Наумычем, а другая группа делала «Дар», и у нас хохот стоял и там, и там. Потому что очень часто задачи по преодолению прозы совпадали. И мы боялись, что пойдем одним путем. Но нет, смею думать, что все у нас получилось по-разному.

 — Мне кажется очень удачным решение с пробками, рассыпанными по полу в «Доме», как родилась такая метафора?


 — Петр Наумович никогда ничего не запрещает, но когда он принимал макет «Дома, где разбиваются сердца», то сказал: а не могли бы вы сделать так, чтобы актеры ходили, покачиваясь, как на корабле. И нам пришла счастливая идея с пробками, и весь театр пил пять месяцев, но набрал всего пятьсот пробок. Потом на принесли 30 000 пробок, и вот мы возим их с собой, и пьем, и собираем еще пробки. Я горжусь такой находкой, мне кажется, что это хорошая метафора зыбкости человеческого бытия. 


 — Возвращаясь к «Дару» — на него уже выходят рецензии. ..


 — Да, и в основном разгромные. Я знаю, как принят этот спектакль МГУ, Бауманским, политехническим — и мнение этих людей мне важно, а критики пусть пишут, что хотят. Но ведь не было ни одного серьезного анализа. Они просто сравнивают с Фоменко, пишут, что при Фоменко было лучше, а сейчас хуже. Ну пусть. Критикам скучно — ну что я могу с этим поделать, застрелиться мне теперь, что ли? Я верю, что в мире есть не один Остермайер (немецкий театральный режиссер Томас Остермайер — прим. «Нового Калининграда.Ru»). Я «Даром» безумно горжусь. Бе-зум-но. Мне кажется, что тема, на что мы свой дар тратим, и как этот человек берег себя, и рос, и жил вопреки среде, в которой он существовал, так важна, и мы сделали то, ради чего мы это делаем. И полные залы, я надеюсь, важнее, чем мнение критиков.


 — У нестоличных зрителей есть шанс увидеть «Дар» или «Улисса» у себя в городе?


 — Мало таких шансов. Мы не вывозим «Улисса», потому что очень много технических проблем и, как правило, сцен, технически приспособленных для наших спектаклей в стране мало, а у нас еще световое оборудование специальное, ведь свет в театре играет такую же важную роль, как в кино — вы же всегда видите разницу между дешевым сериалом и дорогим, прежде всего, по свету. В «Доме» свет достаточно компактный, нет такого количества переходов, как в «Даре», «Улиссе» и «Бесприданнице», а все оборудование с собой не повезешь.


Другие статьи



© 1996—2024 Московский театр
«Мастерская П. Фоменко»
fomenko@theatre.ru
Касса: (+7 499) 249-19-21 (с 12:00 до 21:00, без перерыва)
Справки о наличии билетов: (+7 499) 249-17-40 (с 12:00 до 20:00 по будням)
Факс: (+7 495) 645-33-13
Адрес театра: 121165 Москва, Кутузовский проспект, 30/32
Rambler's Top100