Елена Смородинова Лед болота «Современной идиллии»«Опус № 50» — сообщает программка юбилейный номер спектакля Мастерской Петра Фоменко, жанр которого создатели определили как фантасмагорию в 11 явлениях с прологом и антрактом и приурочили постановку к году литературы.Впрочем, хлесткий и всегда актуальный текст Салтыкова-Щедрина в информационном поводе не нуждается, для него российская действительность – один сплошной информационный повод, неизменный с 1877 года. Именно тогда в «Отечественных записках» был впервые опубликован рассказ «Современная идиллия», выросший в итоге в роман – жесткий и честный портрет российского либерализма в частности и особого типа человека, которым движет страх, стыд и желание «погодить», — вообще.До начала действия новая сцена закрыта вуалью, так напоминающей рыболовную сеть. За ней – пеньки и бликующая вода (сценограф –Мария Митрофанова). Туман полностью соответствует ремарке: «Действие происходит в Петербурге, во второй половине XIX века. На болоте идет суд над пескарем, вернее, пискарем (по Салтыкову-Щедрину). Именно этот эпизод, вынесенный далеко не из начала романа, становится своеобразным прологом спектакля Каменьковича про героев, которые так старательно не хотели в уху, что именно там и оказались.Булькает вода, виляет хвостом пискарь, возмущаются судьи ваши высокосковородия — это все такой же спектакль, который поставили либералы, чья комната нависает над болотом и держится на таких же пеньках, торчащих из болота, одного на всех.Во втором действии, сцена превратится с каток, на котором вставшие на путь благонамерия герои, либералы Я и Глумов (Михаил Крымов и Федор Малышев), будут выделывать ледовые па и выдавать замуж содержанку купца Фаиночку (Моника Санторо).В обоих частях спектакля звучат песни Леонида Федорова и группы АукцЫон (Там-Дам и вовсе стала лейтмотивом спектакля) и ходят движущие героями Страх и Стыд, воплощенные в образе жутковатого Горохового пальто, призрака без лица, одинаково уверенно себя чувствующего что на болоте, что на катке.Все меньше свободы остается от эпизода к эпизоду в героях, все страшнее становится наблюдать за вчерашними либералами-вольнодумцами, уже начавшими годить. Вот их комната, нависающая над сценой и закрытая полотном, на котором под разные явления спектакля проецируются цитаты вроде Прасковья мне тетка, а правда – мать, Свет да любовь, В любви все равны. Сначала комната заставлена книгами, эпизод – и книг нет, вместо них болтаются обрывки обоев, а еще через какое-то время с правого края стены пустой комнаты свисают сосульки. И героям остается только бежать из ледяного болота-идиллии, в которую они угодили самостоятельно, контролируемые лишь Страхом да Гороховым пальто. А Каменьковичу вслед за Салтыковым-Щедриным остается только запротоколировать этот факт, не требующий разъяснений и утешить эпиграфом из Жуковского: Спите! Бог не спит за вас! Другие статьи
| |||
|