Ирина Тарабрина
«Musecube.org», 30.12.2017

Павел Яковлев: «Когда можно коснуться любви…»

Премьера этого театрального сезона спектакль «Мастерской Петра Фоменко» «Проклятый Север» успел не только гармонично войти в основной «фоменковский» репертуар, но и получить награду «Золотой витязь» в области театрального искусства.
С Павлом Яковлевым, сыгравшим в постановке одну из главных ролей, мы встретились, чтобы побеседовать не только о новом спектакле, но и о многом другом.
Тонкий, умный, редкостно психологичный на сцене артист в жизни глубоко и свободно говорит о театре и литературе, знаковости мест и судьбоносности встреч, Тонино Гуэрре и Александре Македонском. В итоге вместо обычной беседы случается маленькое откровение живой, изящной и прекрасной человеческой души…

— Спектакль «Проклятый Север» объединил в себе сразу несколько рассказов Юрия Казакова. Какой отклик они находят в Вас?
Они светлые, трагические и очень разные… Это попадает в меня. Мне кажется, люди хотят так жить, просто немногие говорят об этом. Все хотят любить. Любые слова и поступки человека направлены на то, чтобы либо раскрыть ими что-то, либо что-то за ними скрыть. Сейчас люди не говорят о любви, они прячут ее глубоко в себе, но очень в ней нуждаются. Я терпеть не могу слова «своевременно», «современно», «волновало»… Казаков, наверное, просто сам жил тем, о чем писал. А писал о человеке — со всей его красотой, страхами и нелепостями…

— В чем для Вас основная особенность работы над этим спектаклем?
Мне кажется, в нашем спектакле мы просто пытаемся быть честными… В «Проклятом Севере» не изображать из себя что-то, а подышать хочется, когда выходишь на сцену. Это не всегда получается, но стремление пожить такой жизнью, ощутить наполненность чувств есть всегда. В этом, наверное, уникальность Казакова — он располагает к честности. Он щемящий очень. Но хочется не грустить и не отстраненно смотреть издалека, а попытаться в грусти найти радость. Найти это состояние: тебе плохо, но тебе хорошо. И параллельно идет попытка разобраться — а что с тобой происходит в этот момент? Казаков ведь очень душевный — именно в том смысле, что в его душе что-то особенное заложено. Возможно, в жизни он был тяжелый человек, но сколько света внутри…

— Помимо одной из главных ролей в спектакле — писателя Кудрявцева — у Вас есть еще одна, очень маленькая, но очень любимая зрителями роль — рыбак Степанов. Что это за человек для Вас?
Степанов — это человек, который может обнять весь мир. Он ко всем относится как к своим добрым друзьям. Он может спешить куда-то, но увидев человека рядом и почувствовав его проблему, обязательно остановится. И не вдаваясь в эту беду, не таща ее дальше, он пытается его «переключить»: жизнь продолжается, все хорошо. Это настоящий человек, который видит настоящую жизнь. Знает, что иногда бывает плохо, но надо жить и стремиться к счастью. А счастье в мелочах. Вот у него и получается:
— Давай водки выпьем?
— Давай.
Выпили — подружились. И не водка подружила, а этот жест: я тебе отдаю, а ты принимаешь от меня. И я отдаю от сердца, а ты берешь от сердца. Может быть, мы никогда больше не увидимся, но ощущение того, что ты что-то отдал человеку и что-то получил от него — фантастическое.

— Для Вас самого существует разделение на большие и маленькие роли? Все роли большие. Однажды в Вахтанговском театре мне надо было просто перевозить карету в сказке «Кот в сапогах». Мои однокурсники репетировали уже достаточно долго, когда встал вопрос: что делать с каретой? Тогда они взяли в спектакль меня и дали мне роль кучера. И вот я эту карету возил по сцене. Недавно пересматривал запись… это фантастически — то, что я там делаю! (смеется) Потому что делаю это безответственно-легко, понимая, что не я главный персонаж. Просто живу — и мне это нравится! Или тот же Степанов: по хронометражу роль — крохотулька, но я знаю про героя то, что происходит за сценическим эпизодом. Что это за человек и как он живет. Знаю, что у него все по-настоящему. Разве же это маленькая роль? Все по знаменитой фразе: нет маленьких ролей — есть маленькие актеры.

— Что Вам необходимо найти в герое, чтобы его сыграть?
Его мечту.

— Насколько Мастерская Петра Фоменко изменила Ваше представление о театре?
Полностью. Я обожаю Мастерскую. Здесь есть все для прекрасной жизни. Это семья. Мой дом. Прекрасные люди и вообще фантастика во всем. Я хочу быть здесь. Мастерская Фоменко осветляет меня, и я надеюсь, что мне есть еще куда осветляться. Все перевернулось.

— Самая удивительная встреча в Вашей актерской судьбе?
Кирилл Пирогов. Он, наверное, помимо родителей, сильнее всего повлиял на меня вообще. Это очень хороший человек, и он мне близок.

— А если говорить о встречах, которых Вам бы очень хотелось, но они еще не произошли?
Мне хотелось бы увидеть в живую, как играет Олег Даль, услышать, как пишет музыку Моцарт… Хотелось бы побывать у Александра Сергеевича Пушкина — просто понять, что это за человек. Пообщаться с Сергеем Бодровым, просидеть в кочегарке у Цоя. Все они непостижимые, хотя обычные люди из плоти и крови. Наверное, в этом и есть суть гения. 
Еще я очень хотел бы увидеть памятник Федерико Феллини и Джульетте Мазине, сделанный Тонино Гуэррой. Ведь это поразительно: две птицы в виде их профилей расположены под таким углом, что когда на них светит солнце, тени проецируются вниз – и ровно в 2 часа дня Федерико Феллини и Джульетта Мазина целуются. А после расходятся снова… Наверное, вся сила любви в этом – когда любви можно коснуться…

— Есть ли какие-то особенные, знаковые места в вашей жизни?
Озеро Иссык-куль в Киргизии и вообще деревня, в которой волей судьбы я оказался. Родился я в Москве и прожил тут первые 4 года, здесь познакомились и поженились мама и папа. Но папа родом оттуда. Через какое-то время в силу обстоятельств нам пришлось переехать. Там мои корни, мои предки. Там все родное и каждое место связано с какими-то воспоминаниями. «Жить — значит вспоминать» — отчасти это так… И каждый раз я возвращаюсь туда, чтобы вспомнить что-то из своего детства. Все это благодаря отцу — мой отец великий человек. Он с самого детства брал меня во всякие экспедиции, мы объездили всю Киргизию. Ночевки в палатках, переезды, снега, ветра — все это было в моей жизни. И это было прекрасно. Поэтому в Киргизии много знаковых для меня мест. И даже когда я читаю Чингиза Айтматова, у которого столько любви к Киргизии и озеру Иссык-куль, я попадаю к себе домой.
А бывает, что знаковое место случается с тобой внезапно, вдруг, без видимой связи. Почему-то берег Волги возле города Углич знаковое для меня место…
Помню зимний Питер, когда приехал туда в первый раз. Я стоял напротив дома Меншикова, смотрел на Неву, выпал свежий снег… Это было утро… И вдруг я почему-то понял, что здесь и правда ходил Раскольников, ездил Пушкин… — и в этот момент город стал для меня особенным и важным.
Когда ты чувствуешь связь с другими эпохами непосредственно в данный момент времени, место, где это происходит, становится знаковым для тебя.

— Вы с такой теплотой говорите о детстве…
Детство всегда настоящее. Взрослая жизнь вымышленная и субъективная: школа, друзья, знакомые… Я верю в то, что «бытие определяет сознание». Когда ты общаешься с хорошими людьми — сам пытаешься быть хорошим, когда с плохими — плохим. Бывают исключения… «Белая ворона» называются эти исключения. Либо ты принимаешь правила игры общества, либо нет. Тогда ты с ними борешься, становишься изгоем и все — поезжай в Киргизию, разводи кроликов (смеется).

— Ваша главная ассоциация с детством — это…
…группа Queen. Когда я слышу голос Фредди Меркьюри, я возвращаюсь в детство. Это благодаря моей маме, которая включала мне эти песни. Она у меня вообще необыкновенная, и во многом именно она создала мое детство и сделала меня таким, какой я есть. Мама всегда дает ощущение, что все проблемы можно решить, ощущение прекрасной светлой надежды. Она умеет из ничего сделать все. Мама — она фокусница, волшебница.

— Каким книжным или киноперсонажем Вы представляли себя в детстве?
Мне хотелось быть Александром Македонским. Я безумно увлекался историей – и книгами, связанными с ней, зачитывался до беспамятства. Мне казалось, что я просто ходил с Александром Македонским всеми его тропами. Он представлялся мне человеком, который потерял что-то важное в жизни и ищет это. Конечно, из-за этого страдают другие люди, но он — ищет. А дальше — философские вопросы Раскольникова: «Тварь я дрожащая или право имею…», которые можно развивать до бесконечности.
Хотелось быть Маленьким принцем, которого первый раз я прочитал, кажется, в 4-м классе, и с тех пор перечитываю каждый год или даже чаще. «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь…» — это очень мое.
Хотелось быть Робинзоном Крузо, который мне безумно нравился. В 90-е годы у нас в Киргизии часто были перебои с электричеством, и я помню до сих пор, как при керосиновой лампе сидел и читал эту книгу. Было очень плохо видно, но я просто не мог остановиться — мне хотелось узнать, что там будет дальше. И мне ужасно нравилось, что он борется и что не погиб на этом острове.
Мне хотелось быть Робертом Скоттом — покорителем Южного полюса. Человек, который писал свой дневник, даже умирая и понимая, что шансов на спасение никаких нет. Страшно: им нечего было есть, они замерзали, вокруг смерть… А он писал дневник, который после нашли рядом с ним. «Бороться и искать, найти и не сдаваться…»
А еще я очень любил и до сих пор люблю праздник 9 мая. Потому что эти люди — герои. Как они выжили? Что ими двигало? Они были бескорыстны… Я помню своё первое 9 мая. Мы были совсем еще малышами и нас в деревне привели на площадь. Шел страшный дождь… Там я увидел живых ветеранов и помню, что это были люди очень простые и большие…

— Такой триумф человеческого духа…
Вообще я очень много думаю над тем, как люди в разных критических ситуациях могут оставаться людьми. Какой выбор они для себя совершают. Грубо говоря, кто становится партизаном, а кто полицаем. Или как люди не наступают на горло собственной песне, что очень сложно.
Когда человек не теряет силу присутствия духа, в каких бы страшных критических ситуациях не оказался, это очень дорогого стоит. Меня в свое время поразила история Тонино Гуэрра, который, находясь в немецком концлагере, понарошку готовил для этих голодных измученных людей воображаемую пасту. И после раздавал ее каждому: «Угощайся, угощайся, еще немного?…» И так далее…

— Чему бы Вы хотели научиться?
Я хотел бы научиться танцевать и хорошо играть на гитаре. Потому что мне нравится, как звучит гитара и мне не нравится, как я двигаюсь…
…Я хотел бы научиться перемещаться в самые хорошие моменты своей жизни, ничего в них не меняя, просто переживая их заново. Когда можно успеть зафиксировать все свои ощущения более подробно… И можно увидеть, где ты промахнулся.
…Мне хотелось бы научиться помогать людям, когда они в этом нуждаются…

— Как Вы думаете, каким музыкальным инструментом Вы звучите?
Я хотел бы звучать скрипкой, но мне кажется, я звучу контрабасом… (смеется)

— Если бы Вас можно было выразить всего лишь одной эмоцией, то какой?
Я бы ответил: «крик», но это скорее не эмоция, а ее проявление. Наверное, грусть. Эмоция слегка безумная и бесполезная для жизни, но мне нравится грустить.

— Какой главный закон жизни Вы для себя открыли?
Все есть любовь.

— Какой вопрос из не прозвучавших в этом интервью Вы хотели бы чтобы Вам задали?
«Почему ты не можешь просто жить?»

— И каким бы был ответ?
«Не знаю» (смеется).

Источник: Musecube / территория творческой свободы

Другие статьи

• «Чтоб жить и чувствовать, нужен путь…», Ирина Тарабрина, «Сноб», 18.06.2019
  
• Счастливы вместе, Наталья Шаинян, «Российская газета», 2.08.2018
  
• Павел Яковлев: «Когда можно коснуться любви…», Ирина Тарабрина, «Musecube.org», 30.12.2017
  
• Фоменки спели песнь про Север дальний, Дарья Андреева, «Страстной бульвар, 10», 12.2017
  
• Не на скорую руку, Светлана Бердичевская, «Экран и Сцена», 18.11.2017
  
• Северный реквием, Марина Шимадина, «Театрал», 10.2017
  
• А мы пойдем на Север…, Лариса Каневская, «Мнение», 20.09.2017
  
• «Проклятый Север» обосновался на Кутузовском, Светлана Наборщикова, «Известия», 20.09.2017
  
• «Фоменки»: портрет на фоне «Мастерской», Борис Войцеховский, «Мослента», 26.06.2017