Наталья Шаинян
«Российская газета», 2.08.2018

Счастливы вместе

Режиссер Евгений Каменькович, художественный руководитель Мастерской Петра Фоменко, об антибуржуазности и непримиримости

Театр, принимающий зрителей почти все лето, — Мастерская Петра Фоменко. По окончании 25-го сезона «РГ» побеседовала с художественным руководителем Мастерской Евгением Каменьковичем.

В этом сезоне у вас были три премьеры. Вошел в репертуар прекрасный спектакль «Проклятый Север» после того, как удалось договориться с наследниками Юрия Казакова. Поставлена современная пьеса Дмитрия Данилова «Сережа очень тупой». И вот только что — «Легкое дыхание» по Петру Гладилину.
Евгений Каменькович: Четыре — еще «Египетские ночи» восстановили. Прошлый сезон мы прозвали «французским»: работали над Мериме, Готье, француз Кристоф Рок поставил мольеровского «Амфитриона» — и дали себе слово, что этот сезон будет русским. Поэтому Пушкин, Казаков, Данилов. Мы очень рады, что с ним познакомились, уже прочитали его новую пьесу, надеюсь, что наше сотрудничество будет продолжено. А с Петром Гладилиным мы знакомы давно, его пьеса «Смерть под парусом» — это история о непримиримости. Это, по-моему, одна из болевых точек нашего общества: никто не готов выслушивать другого, все жестко настаивают на своем. Я рад, когда мы беремся за современные произведения, ведь у нас в театре большинство готово до конца жизни работать только над классикой.

Так и зрители воспринимают Мастерскую как оплот классического наследия. И вдруг возрастает доля современной драмы в репертуаре. Отходите от традиций?
Евгений Каменькович: Нет-нет. Единственный человек в театре, который любит новую драму — это я. То, что мы сделали в этом сезоне, — капля в море. Уже в следующем — опять классика: я берусь за «Короля Лира» вместе с художником Александром Боровским, с которым мы когда-то сделали десять спектаклей, и сейчас, как я шучу, исполним нашу «лебединую песню». Появится «Чайка», из которой Кирилл Пирогов обещает сделать комедию. Очень ждем Олега Глушкова, который поставит совершенно зубодробительную вещь под названием «Тайна Чарльза Адамса», к нему уже очередь из актеров стоит. Полина Айрапетова думает над ранней прозой Томаса Манна. То есть классика в приоритете.

Я бы как раз больше приветствовала новую драму, чем стопятидесятую интерпретацию классики.
Евгений Каменькович: Думаю, вы категорически не правы, все зависит от того, как сделать. В нашем театре для меня лучший спектакль — «Семейное счастье» Фоменко. Это история про меня, и неважно, на каком материале, современном или классическом, получится такое создать. Главное, чтобы было, что сказать. А новую драму я и Петру Наумовичу все время приносил. Он всегда радовался, хвалил, а сам продолжал заниматься классикой. Зато когда появилась «Таня-Таня» Оли Мухиной, он ее сразу поставил. Нам нужен свой драматург.

Шесть лет, как вы встали у руля после ухода Фоменко. В тот момент что вам казалось самым важным?
Евгений Каменькович: Не смотреть назад, а двигаться вперед. Есть старая мысль: если ты лицом к прошлому, то ты задом к будущему.

Но вы же воспринимались как продолжатель традиции?
Евгений Каменькович: Ни в коем случае. У Петра Наумовича огромное количество его прямых учеников и воспитанников — достаточно назвать Женовача и Карбаускиса, не говоря о плеяде выдающихся артистов. Просто мне так повезло, что я оказался рядом с Фоменко, когда он набрал свой первый курс, это чудо, что мы ни разу не рассорились за все время. И те годы, когда в ГИТИСе были выпущены четыре фоменковских курса, — самые светлые. От них у меня ощущение сплошного полета.

А потом вы остались один?
Евгений Каменькович: Наследство Фоменко еще будет оценено в полной мере, не только режиссерское, но и педагогическое. Он умел точно подсказать направление, куда стоит идти, а куда не надо. Вот его ученики тоже уже преподают — Кирилл Пирогов в Щукинском институте, Мадлен Джабраилова — во ВГИКе, у «стариков» есть огромный педагогический потенциал. Поэтому я не один. 

Не смотреть назад, а придумать новое — получилось?
Евгений Каменькович: Сложно сказать. Мне кажется, удача «Сна в летнюю ночь» Ивана Поповски — в том, что минимум половина театра участвовала. Мы взрослеем, меняемся, и основной вывод этих шести лет: чем мы меньше распадаемся, чем больше общности, крупных работ, тем лучше.

А что вы назвали бы приоритетом сегодняшнего дня?
Евгений Каменькович: Поиск — только один приоритет может быть в театре.

При этом вы не только сохраняете фоменковские постановки в репертуаре в поразительно живой форме, но еще и восстанавливаете ранее снятые. Как это удалось?
Евгений Каменькович: Это не моя инициатива, я только поддерживал. Сначала Галя Тюнина предложила восстановить «Безумную из Шайо», которую мы играли на одной из старых сцен. Этой «коммунистической», как я шутил, пьесе настоящее художественное звучание придал только Петр Наумович. И здорово, что рядом был Кирилл Пирогов, который смог перенести его на большую сцену, и получился праздник. «Египетские ночи» тоже родились на старой маленькой сцене, а потом как-то показали их несколько раз на больших сценах и увидели, что там спектакль расцветает. Спасибо Карэну Бадалову, который педантично сохранил кучу записей, пленок, по ним мы сделали вторую редакцию спектакля, ввели новых персонажей. Это не только важные спектакли. Для молодых актеров, которые Фоменко не застали и сейчас попали в «Египетские ночи», — это уникальная школа. Так, как строил психологический рисунок роли Фоменко, сегодня никто не умеет.

Мне кажется, в «Проклятом Севере» это получилось неожиданно близко тому, что делал Фоменко.
Евгений Каменькович: Спасибо, я очень горжусь этим спектаклем. Это победа молодой творческой группы — они сами все придумали, сочинили композицию, декорацию, сами подобрали музыку, изучили северные говоры — и все получилось.

У вас изумительное здание Новой сцены архитектуры Сергея Гнедовского, которое успел и Фоменко увидеть, слава богу. Вероятно, лучшее из зданий московских театров, построенных в нашем веке.
Евгений Каменькович: Я думаю, что есть три лучших новых здания. Наше, Студия театрального искусства Сергея Женовача и Школа драматического искусства на Сретенке, я всех иностранцев вожу по этому маршруту.

Благодаря зданию ваш театр функционирует и как концертное, выставочное, лекционное пространство. Это очень в духе времени — приходить в театр не только на спектакли.
Евгений Каменькович: Это заслуга нашего гениального директора Андрея Воробьева и его заместителя Марии Чистяковой. На большой сцене у нас большие пианисты — Березовский, Дебарг, другие. .. Бывают и юные талантливые музыканты. Площадку мы никому не даем, сами приглашаем. Вот выступает у нас Норштейн — и это счастье. Темы лекций не случайны, связаны с основным репертуаром. Например, в Блумсдэй Дмитрий Быков говорил о романе Джойса, спектакль по которому у нас идет. Новое начинание нашей дирекции — джазовые вечера в фойе. У нас много музыкантов и среди артистов. Коля Орловский консерваторию закончил, Дима Захаров — человек-оркестр, Полина Агуреева, Саша Мичков, Мадлен Джабраилова — поют, Кирилл Пирогов даже призы получает за музыку к фильмам. Мне хочется в каждом спектакле задействовать оркестр, это мощнейшее выразительное средство.

Театр Фоменко становится музыкальным?
Евгений Каменькович: Так ведь Мейерхольд говорил, что режиссура — это музыкальная профессия. И я чувствую, что мы однажды поставим мюзикл. Еще Петр Наумович ходил кругами вокруг «Порги и Бесс», обсуждали партитуру — думаю, скоро мы дозреем до нее или другого.

Декларируя движение вперед, Вы через фразу вспоминаете основателя, берете идеи из прошлого для будущего.
Евгений Каменькович: У него было очень много тепла на каждого, и я знаю, что за шесть лет многих так и не отпустила боль потери. У нас в литчасти лежат два списка названий, утверждают, что это планы Фоменко — там жизни не хватит, чтобы это все воплотить.

И он словно оставил вам сундук, из которого вы продолжаете вынимать идеи.
Евгений Каменькович: Да, и продолжаем заведенные им практики. Например, «Пробы и ошибки» — любой человек в труппе может подать практическую заявку. В этом сезоне я не очень собой доволен — у нас в театре разные группы занимались Платоновым, Беккетом, Сент-Экзюпери, Хармсом, и, к сожалению, до финала не дошел никто. А обычно три четверти заявок становятся спектаклями. Правда, нас и так обвиняют в том, что слишком много премьер — с этим согласиться я никак не могу. У нас огромная труппа, четыре сцены — грех жаловаться. Продолжаем и стажерские группы — впервые за 25 лет посмотрели все выпускные курсы театральных институтов Москвы и Петербурга и набрали «четвертую стажировку» — пять человек. Думаю, в последний раз. Я не хочу ни с кем расставаться, но мысленно поставил предел численности труппы — 60 человек. Возможно, кто-то из активно снимающихся перейдет на разовые спектакли.

По какому свойству таланта или личности актера вы понимаете, что он вашей театральной группы крови?
Евгений Каменькович: Очень трудный вопрос. Здесь все не случайны, все лучшие. Пожалуй, антибуржуазность, если вы понимаете, о чем я. Мы все очень переживаем из-за цен на билеты. Это очень болезненная тема. Мы вынуждены держать высокие цены наряду с доступными, иначе мы становимся рабами спекулянтов. Гламур, по-моему, серьезно угрожает театру. Современные театры обслуживают зажиточное население, так это назовем. А в Петре Наумовиче была удивительная простота. Не могу представить, чтобы ему был важен «порш» или яхта. Когда я вспоминаю его, вижу, как он в упоении рассказывает про фильм, выставку, концерт, куда надо сходить, а еще лучше — все время репетировать. Это познание жизни через театр.

Как, по-вашему: театр существует обособленно от реальности за его стенами как некий храм духа, или вы связаны с актуальной повесткой, с проблемами, сотрясающими общество?
Евгений Каменькович: Мне кажется, театр должен чуть-чуть отставать от жизни, на шаг, преобразовывать ее в какой-то опыт, он не может давать рецептов. Но непрямая реакция театра может быть очень значимой. Например, «Губернатор» в БДТ стал неожиданно гражданским высказыванием. У нас есть спектакль «Носорог», который идет словно зигзагами, порой пугающе сигнализируя об «оносороживании» общества, становясь самым злободневным.

Вы 10 лет ездите с гастролями в Севастополь. Что-то изменилось в отношении публики после 2014-го?
Евгений Каменькович: Это началось с попытки помочь Черноморскому театру флота. Выручка с одного спектакля идет театру, а другой играем бесплатно для моряков. Я боюсь, что сейчас из этого сделают политический жест, а начиналось с простого желания выручить. Когда мы начинали и у нас ничего не было, нам так много людей помогло — от Табакова до людей из финансовых сфер, и мы считаем помощь естественным делом — вот студенты курса Олега Кудряшова у нас два года играли свои спектакли.

А что впереди? Есть надежды?
Евгений Каменькович: Есть! Мы сейчас с Димой Крымовым выпускаем наш третий курс, и если хватит сил и здоровья, надо будет снова набирать. И в этот момент ты гордишься страной! Столько талантливых людей стало приезжать отовсюду, они начитаны, прекрасно поют, двигаются. Я на вступительных экзаменах каждый раз обретаю десятую молодость. У нас огромная, может, не очень хорошо организованная, но очень талантливая страна.

Источник: «Российская газета»

Другие статьи

• «Чтоб жить и чувствовать, нужен путь…», Ирина Тарабрина, «Сноб», 18.06.2019
  
• Счастливы вместе, Наталья Шаинян, «Российская газета», 2.08.2018
  
• Павел Яковлев: «Когда можно коснуться любви…», Ирина Тарабрина, «Musecube.org», 30.12.2017
  
• Фоменки спели песнь про Север дальний, Дарья Андреева, «Страстной бульвар, 10», 12.2017
  
• Не на скорую руку, Светлана Бердичевская, «Экран и Сцена», 18.11.2017
  
• Северный реквием, Марина Шимадина, «Театрал», 10.2017
  
• А мы пойдем на Север…, Лариса Каневская, «Мнение», 20.09.2017
  
• «Проклятый Север» обосновался на Кутузовском, Светлана Наборщикова, «Известия», 20.09.2017
  
• «Фоменки»: портрет на фоне «Мастерской», Борис Войцеховский, «Мослента», 26.06.2017