Александр Соколянский
«Неделя, № 5», 02.1996

«Бердслеобразность — мой девиз»

Пьеса Оли Мухиной заполнила репертуарную лакуну: современную пьесу «фоменки» до сих пор не играли. Возможно, «Таня-Таня» была выбрана по самым прагматическим соображениям: хорошо разошлись роли.
Заглавных Тань — жену и любовницу некоего Иванова — играют сестры Кутеповы: Ксения — учтивую и элегантную красавицу, Полина — обворожительную простушку. Дразнящее сходство лиц — при подчеркнутой разнице приемов и темпераментов — придает сценическому существованию Кутеповых черты веселой и лукавой фантасмагории. В дуэте появляется привкус тонкого, немного кокетливого озорства — перипетии «Тани-Тани» дают актрисам побаловаться всласть, к вящему удовольствию публики.
Незадачливая девушка Зина, любвеобильная и забавно вульгарная — роль, которая очень своевременно пришла к Галине Тюниной. После фильма «Мания Жизели» красота этой умной и грациозной актрисы сделалась что-то уж слишком бердслеобразной. В «Тане-Тане» Тюнина играет раскованно и куражисто, смакует характерность, замечательно придумывает комические детали. Ее выходы во второй половине спектакля по праву могут быть названы самыми остроумными репризами текущего сезона.
«Таня-Таня», насколько я понимаю, написана О. Мухиной в подспудной полемике с советской лирической комедией конца 40-х — начала 50-х: дубоватая веселость жанра одновременно раздражает и умиляет драматурга. Мухина вышелушивает любовную интригу и завязывает тройным узлом, туго-натуго. Ее увлекают стилизаторские задачи. Жизнь и разговоры персонажей не более разнообразны, чем гадание на ромашке: любит — не любит, плюнет — поцелует. Больше ничего, но запутанность и непрочность любовных связей сами по себе порождают смутную тревогу, по ходу спектакля усиливающуюся. «Таня-Таня» — пьеса далеко не простодушная и вовсе не сентиментальная.
Умело выстраивая ритм диалога, Мухина несколько хуже справляется с общим ритмом действия. Кажется, что все 14 сцен — от самой нежной до самой бурной — звучат в одном и том же темпе: аллегро нон троппо. Внимание утомляется, возникает ощущение, будто спектакль затянут и слабохарактерен — по-моему, это вина драматурга, а не театра. Не став значительным событием, премьера Мастерской П. Н. Фоменко заслуживает и добрых слов, и пристального внимания. В ней есть минуты такой изысканной, безупречной и радостной игры чувств, о какой может только мечтать театр, работающий над современной пьесой.

Другие статьи

• Арденский лес Петра Фоменко, Алла Шевелева, Анастасия Иванова, Лариса Каневская, «Станиславский № 23», 09.2008
  
• Игра в театр, Алена Злобина, «Эксперт», 21.02.2000
  
• Лики Прекрасной Дамы, Екатерина Сальникова, «Театр, № 1», 01.1997
  
• Пространство людей и салатов, Екатерина Сальникова, «Московский наблюдатель, № 3-4», 04.1996
  
• Четырнадцать песен о странностях любви, Елена Губайдуллина, «Культура», 30.03.1996
  
• Двадцать пять пудов любви, Елена Кочетова, «Вечерняя Москва», 12.03.1996
  
• Шампанское, вальс и крушение судеб, Наталия Колесова, «Российские вести», 1.03.1996
  
• Человеческое сердце, Ирина Силина, «Экран и сцена, № 13», 03.1996
  
• Яблоневый сад, «Экран и сцена, № 13», 03.1996
  
• «Бердслеобразность — мой девиз», Александр Соколянский, «Неделя, № 5», 02.1996
  
• Выбор критика, Александр Соколянский, «Неделя, № 4», 02.1996
  
• Оля — Оля, Елена Ковальская, «Дом актера, № 1-2», 02.1996
  
• В душе нашей — странное есть, Ольга Горгома, «Сегодня», 27.01.1996
  
• Цветы запоздалые российского театра абсурда, Лариса Юсипова, «Коммерсант», 24.01.1996
  
• Четырнадцать песен о странностях любви, Ольга Фукс, 1996