©  Алёна Бессер

В холодных мраморных покоях константинопольского дворца императора Юстиниана, где стены слышат, а люди хранят молчание; где осторожные слова падают как капли воды, звонко разлетаясь под каменными сводами, а тишина душит, словно густой фимиам, появляется сын степей, воин и поэт Имр. Его жаркие речи околдовывают принцессу Зою. Его воспоминания лишают спокойствия императрицу Феодору…

Причудливая экзотика Гумилевской пьесы, лаконизм и красота оформления, классицистская скупость актерских жестов и серебрянновечная безудержность чувств сплелись в спектакль о любви и ревности, прекрасных и гибельных, словно брачная отравленная туника.

Поповски пытался создать спектакль, никоим образом не сопрягающийся с реалистической манерой игры, поставить текст, который будет для большинства зрителей звучать впервые, и ограничить на сцене пространство, где человек будет столь же значим, как предмет, а перемещение по сцене, позы, или, например, стук капель, падающих с фиолетовых одежд царицы столь же важен, как звучание слов.

Артур Соломонов, «Газета»

Для поэтических красот режиссер создает кристально чистую атмосферу, лишенную каких бы то ни было бытовых, психологических «испарений». Безмолвные диалоги кистей, почти балетные позы… певучие, остраненные интонации. 

Ольга Фукс, «Вечерняя Москва»

Все, что у Гумилева вызывает улыбку, — коварные евнухи, отравленные туники, навязчивое упоение красивыми топонимами вроде Трапезонда, византийские femmes fatales, при ближайшем рассмотрении похожие на Веру Холодную, — в спектакле Поповски смешалось в колдовском вареве из света и звука. Из игры теней, говора струн, шороха песка и лепета воды сотворил Поповски древнюю историю любви и ревности.

Виктория Никифорова, «Эксперт»

…спектакль, пропетый на одном дыхании, гулкий, как эхо в каменном колодце, нежный и мягкий, как девичья ладошка (занавес бесшумно «стирает» одну картинку, открывая за ней следующую), золотой, тягучий и тайный…

Елена Ямпольская, «Новые Известия»

В спектакле Ивана Поповски действуют Слово, поэтическая строка, интонация, ритм, звучание. Смысл произносимого текста важен, но не в первую очередь. Он вторичен и угадывается, скорее, из пластической партитуры, смены интонаций, пауз, повышения и понижения тона. Слово — почти самодостаточно, стих звучит ритмично, чеканно, с отчетливой артикуляцией каждой буквы – по законам поэзии, но не сцены. И парадоксальным образом становится абсолютно сценичным. Впрочем, на равных со словом — и зоны молчания, и шорох морских камешков, и плеск воды, и музыкальные вкрапления. Даже занавес закрывается согласно музыкальному ритму.

Ирина Алпатова, «Культура»

Так представить то трагическое спокойствие, полное романтических мечтаний, которое составляет суть поэзии Гумилева, не казалось возможным никогда. Поповски и вправду знает ключ к несценичным, но красивейшим театральным текстам русского модерна.

Майя Одина, «Газета.ru»

Премьера: 13 июня 2002 г.

Продолжительность: 2 часа без антракта