Ольга Фукс
«Вечерняя Москва», 21.06.2002

Русская поэзия с македонским акцентом

Режиссер Иван Поповски приехал в Россию заниматься театрам из Македонии. Прожив здесь почти пятнадцать лет, так и не избавился от акцента, а между тем красоту и стиль поэзии Серебряного века он чувствует, как немногие русские. Его студенческое «Приключение» Цветаевой стало культовым спектаклем, не менее известным, чем многие постановки мастера Петра Фоменко.

Иван Поповски ставил спектакли в российской провинции и во Франции, представлял Россию в масштабном проекте «Отель Европы». Когда Македония оказалась втянута в балканский конфликт, уехал на родину — быть вместе с родными и ставить свою македонскую «Одиссею». Сейчас вернулся и поставил «Отравленную тунику» о любовной страсти в ее первозданной чистоте на фоне дворцовых интриг, византийской жестокости и холодного расчета циничной власти — самую знаковую пьесу Гумилева, которая была опубликована только через тридцать лет после его гибели, а впервые поставлена в России лишь в конце 80-х.
Византийский император Юстиниан прочит отдать тринадцатилетнюю дочь Зою за царя Трапезонда — города вольнолюбивого, счастливого и выгодно расположенного на пересечении торговых путей. Юстиниан готовит зятю в подарок отравленную тунику, чтобы управлять городом, где будет формально царствовать его овдовевшая дочь. Но Зоя отдает свою любовь арабскому поэту Имру, который приехал в Византию просить военной помощи, чтобы отомстить за разоренные земли своей родины. Речь гумилевских византийцев — белый стих, речь араба Имра — рифмованная, по-восточному витиеватая, раскаленная страстью плазма. А женщины, как известно, «любят ушами».
«Отравленную тунику» Ивана Поповски легко любить и «глазами», и «ушами». За психологическими кружевами лучше идти на спектакли самого Петра Фоменко, за образцами его стиля — на спектакли других режиссеров с актерами-«фоменками». Работа же Ивана Поповски в корне отличается от тех и от других: красота для него — величина самодостаточная. Художник Владимир Максимов сложил дивного вида мозаику из знойного марева и воспаленных закатов в световых решениях. Из строгих колонн, чье плавное передвижение создает иллюзию ходьбы по дворцовой галерее. Двойного дна пола с отделениями для гальки и воды (перебирание камешков дает звук морского прибоя, а вода, смочившая волосы, — ощущение зноя и страсти). И даже нескольких визуальных цитат из африканской поэзии Гумилева — «изысканного жирафа с острова Чад» и «попугая с Антильских островов». Со сцены в зал льется жгучая чувственная лава поэзии, ограненная стихотворным размером. Особенно хорош здесь Кирилл Пирогов (Имр), чей голос скользит вдоль той границы, где речь уже переходит в пение — минорные переливы арабской мелодии. 
Для поэтических красот режиссер создает кристально чистую атмосферу, лишенную каких бы то ни было бытовых, психологических «испарений». Безмолвные диалоги кистей, почти балетные позы, заставляющие вспомнить, в частности, «Послеполуденный отдых фавна» Нижинского (кстати, «Отравленная туника» первоначально задумывалась как либретто к балету дягилевской труппы), певучие, остраненные интонации. Лишь дважды в разряженный воздух его спектакля врывается горячее дыхание земных человеческих эмоций. Царь Трапезондский (Рустэм Юскаев), сраженный убийственной искренностью своей невесты (Мадлен Джабраилова), полюбившей араба, отталкивает ее от себя и тут же снова обнимает: ему невыносимо больно и отпустить ее, и остаться рядом. Безжалостный Юстиниан (Андрей Казаков), приговаривая дочь к пожизненному заточению за любовь к нищему Имру, берет ее на руки, баюкает, гладит, может быть, впервые почувствовав себя отцом. Будь таких крутых перепадов от поэзии высоких страстей к подлинности человеческих переживаний — цены бы этой «Отравленной тунике» не было.

Другие статьи

• Ирина БАЧУРИНА: «Театральная штучка», Светлана Потёмкина, «Экран и Сцена», 29.08.2014
  
• Зачет по высшей математике, Мария Сперанская, «МК-Бульвар», 29.07.2002
  
• Поэзия Гумилева вдохновила «фоменковцев», Ирина Леонтьева, «Труд», 23.07.2002
  
• Восточные грезы любви, Павел Руднев, «Ваш Досуг», 8.07.2002
  
• Десять лет спустя, Алексей Филиппов, «Известия», 8.07.2002
  
• «Отравленная туника» Н. Гумилева, Елена Ковальская, «Афиша», 8.07.2002
  
• Отравленная туника, Дина Годер, «Еженедельный Журнал», 4.07.2002
  
• Византийские сны, Нина Агишева, «Московские новости», 2.07.2002
  
• Гость из прошлого, «Итоги», 2.07.2002
  
• Осторожно, отравлено!, Екатерина Васенина, «Новая газета», 1.07.2002
  
• Ожившая «Отравленная туника», Марина Мурзина, «Аргументы и факты, № 29», 07.2002
  
• Гипноз пространства, Олег Недоловский, «Современная драматургия, № 4», 07.2002
  
• Женщины обольщают и не всегда остаются в живых, Галина Облезова, «Новое время, № 29», 07.2002
  
• Любовь и смерть в Византии, Мария Хализева, «Вечерний клуб», 27.06.2002
  
• Перекресток Гекубы, Ирина Алпатова, «Культура», 27.06.2002
  
• Любовь в Византии, Елена Ямпольская, «Новые Известия», 26.06.2002
  
• Отравленная туника, Алена Карась, «Российская газета», 25.06.2002
  
• Балканский синдром, Елена Ковальская, «Афиша», 24.06.2002
  
• Возвращение блудного режиссера, Виктория Никифорова, «Эксперт», 24.06.2002
  
• От страстей свободны лишь рабы. И то - евнухи, Анастасия Томская, «Комсомольская правда», 21.06.2002
  
• Русская поэзия с македонским акцентом, Ольга Фукс, «Вечерняя Москва», 21.06.2002
  
• Для красоты, Григорий Заславский, «Независимая газета», 20.06.2002
  
• На яды, Олег Зинцов, «Ведомости», 20.06.2002
  
• Театр восковых фигур, Марина Шимадина, «Коммерсант», 19.06.2002
  
• Люди, тигры и жирафы, Ирина Корнеева, «Время МН», 19.06.2002
  
• Македонец отправился в Византию, Артур Соломонов, «Газета», 19.06.2002
  
• Поэзия и правда, Марина Давыдова, «Время новостей», 19.06.2002
  
• Ключ к Серебряному веку, Майа Одина, «Газета.ру», 18.06.2002