Юрий Векслер
«Радио Свобода», 3.03.2016

Явление Волемира

Судьба первой пьесы Фридриха Горенштейна

В сентябре 2015 года я получил письмо:

Меня зовут Мария, я зав. литературной частью театра «Мастерская Петра Фоменко». У нас сохранилось ваше большое письмо Петру Наумовичу про Фридриха Горенштейна. Евгений Борисович Каменькович, нынешний художественный руководитель театра, хочет начать работу над «Волемиром» Ф. Горенштейна, о котором вы рассказывали.

Прошло 4 месяца, и в театре Петра Фоменко состоялась премьера. Не простая и не совсем обычная. С историей.

Евгений Каменькович, руководитель театра «Мастерская Петра Фоменко», выпустил мировую премьеру спектакля по первой пьесе Фридриха Горенштейна «Волемир».

Это нечастое явление – премьера пьесы спустя 51 год после ее создания. Пьеса была написана Горенштейном по заказу Юрия Любимова для начинавшейся Таганки, но Юрий Петрович честно признался автору, что ничего в пьесе не понял. Олег Ефремов с помощью Виктора Розова понял многое, в частности, что автор и пьеса очень талантливы, но Ефремову не дали поставить «Волемира» функционеры культуры в штатском.

То, что премьера первой пьесы Фридриха Горенштейна «Волемир» (1964) состоялась в театре «Мастерская Петра Фоменко», отнюдь не случайность. Петр Фоменко был первым режиссером в России, который поставил сочинение Горенштейна. Это была пьеса «Детоубийца» о Петре Первом и царевиче Алексее. Постановку под названием «Государь ты наш, батюшка…» Фоменко осуществил в 1991 году в Театре им. Вахтангова. Многие сочли тот спектакль неудачей режиссера, однако были и другие, например, Дмитрий Быков, который назвал работу Фоменко гениальной… И вот теперь на сцене «Мастерской Фоменко» появился «Волемир». Эта пьеса с элементами «театра абсурда» начинается практически с анекдота: сосед главного героя, неожиданно вернувшись домой, застает в своей ванной голого незнакомого мужчину, но не застает при этом в квартире собственной жены… Он озадачен…

В театральной среде бытует классическое представление о том, что режиссер перед началом работы должен ответить себе на вопрос: почему я сегодня с этими актерами ставлю этот спектакль для этой публики?

Я попросил Евгения Каменьковича ответить на вопрос как бы самому себе:
– Ответ мой будет длинным. Я познакомился с Петром Наумовичем Фоменко в 1981 году, придя аспирантом к нему на курс в ГИТИСе. Позднее, когда образовался театр «Мастерская Фоменко», Петр Наумович с регулярностью не меньшей, чем раз в два года, доставал из своих закромов отпечатанные на машинке полуслепые экземпляры и говорил: «Женечка, а вот не надо ли нам поставить Горенштейна?» Идей всегда было две. Вначале он давал мне читать «Волемира», а через какое-то время «Бердичев». То есть это было многократно.
И я каждый раз абсолютно искренне ему отвечал: «Петр Наумыч, это прекрасно, я люблю Горенштейна, но я не знаю, что с этим делать». Так продолжалось все годы, сколько мы с ним знакомы, продолжалось и тогда, когда в театр стали приходить новые поколения, когда у театра сначала появилось сначала одно здание, и позднее, когда появилось совершенно замечательное новое, все равно этот ритуал повторялся, и у меня скопилась куча этих странных экземпляров с пометками Фоменко, сделанными его мелким подробным почерком. Там часто фигурировала ваша фамилия, что вот мол надо связаться с Векслером, если вы, Женя, решитесь это делать, и так далее… И я сам, не понимая почему, летом 2015 года (может быть потому, что наша жизнь дошла уже до какого-то крайнего абсурда) перечитал «Волемира», а еще я видел примерно за полгода до этого очень успешный, умный и точный спектакль Никиты Кобелева по «Бердичеву» в Театре им. Маяковского, и вот внутренний голос заставил меня согласиться с Петром Наумовичем теперь, когда его уже нет с нами. И дальше у меня уже не было никаких колебаний. А если задаться вопросом, почему это надо было делать сейчас для нашего зрителя, то я не чувствовал себя вправе мысленно спрашивать нашу публику. Мне представлялось и представляется, что все люди – это маленькие люди. Они все этакие Башмачкины. Но у Горенштейна этот маленький человек рассмотрен и препарирован под совершенно непривычным углом зрения. В нашем сознании, в нашем менталитете маленький человек всегда жертва, он всегда обиженный, всегда несчастный герой. А у Горенштейна его главный герой, этот Волемир, он настолько многогранен, в нем настолько уживается и добро, и зло… Он, совершенно того поначалу не желая, как-то сильно вмешивается в судьбы других людей и даже распоряжается ими… И именно поэтому я подумал, что эта история, на первый взгляд такая камерная и частная, должна быть интересной сегодня для многих. И мы начали работу.

Но в «Мастерской Фоменко» никогда спектакли по какому-либо произведению просто так не репетируются, а сначала изучается тотально весь автор. И когда на головы наших достаточно умных артистов обрушились «Псалом» и другие произведения могучей прозы Горенштейна, а некоторые прочитали и его пьесу «Споры о Достоевском», о постановке которой я мечтаю уже сам по себе, без подсказки Фоменко, то наш исполнитель главной роли Томас Моцкус просто перестал спать…

Но и для всех остальных эти полгода работы над Горенштейном и его пьесой были не только театральной, но и напряженной интеллектуальной работой. Как всегда, в нашем театре случались яростные споры… О чем это? Про что это? Мы, даже уж не помню, или сами придумали, или где-то вычитали, но договорились, что все происходящее в пьесе вокруг Волемира – это такой «лебединый фашизм». Мы очень бережно отнеслись к авторскому тексту, и нам кажется, хотя время изменилось (ведь прошло уже более полувека), какие-то проблемы остались с нами, и вообще с человечеством навсегда…

– Продолжите ли вы работу с актерами над уже идущим спектаклем?

– Это вообще добрая традиция «Мастерской Петра Фоменко». Мы, конечно, будем продолжать, так как мы во многом точно знаем, где мы «не добежали»… У нас даже те спектакли, которые идут много лет, практически все постановки репетируются, по крайней мере перед спектаклями… в разной степени, конечно. Конечно, будем репетировать.

– Многие побывавшие на премьерных спектаклях говорили об одной трудности восприятия в контексте того, что персонажи сложные, нет «хороших» и «плохих». Одна журналистка сказала: «Вот вроде смешно, хочу смеяться, а нет улыбки – или плакать начинаю, а потом нет слез». В чем здесь все-таки проблема?

– В пьесе есть сцены, обреченные на зрительский успех, например та, где Волемир поддается чарам соблазняющей его жены соседа. Но во второй половине спектакля, в третей и четвертой картинах, когда мы присутствуем на дне рождения той самой жены соседа, Горенштейном написано огромное количество философских диалогов и диспутов, и там много как бы отголосков споров из научно-популярных журналов 60-х годов. Поскольку я к авторам всегда отношусь с гигантским почтением, то я сохранил весь текст и теперь несколько колеблюсь, может быть, надо было все-таки делать редакцию. Потому что, несмотря на все наши ухищрения, вот эти звенья сегодня на слух воспринимаются достаточно сложно. И хотя тишина в зале «хорошая», слушают очень внимательно, но у меня все равно остаются сомнения, не следовало ли здесь кое-что подсократить. Когда дело касается внутреннего мира Волемира, то там Горенштейн, естественно, Бог. А вот в научно-популярных звеньях текста остаются сомнения, или, может быть, мы их еще пока недостаточно освоили. Я попробовал на втором премьерном спектакле «опустить» притчу о мангустах, и, как мне показалось, стало лучше. Так мы и будем методом проб потихоньку подчищать, и к спектаклю десятому все встанет на свои места, – рассказал Евгений Каменькович. 

Главный герой пьесы Волемир, поначалу напоминающий современного провинциального князя Мышкина, является персонажем, в столкновении с которым высвечиваются ярко другие. Так было в жизни и с самим автором – Фридрихом Горенштейном, который многих раздражал, был несдержан в суждениях…

Критика у спектакля хорошая. Она отражает и серьезное отношение к автору пьесы. Отражает понимание значительности как этой первой пьесы Горенштейна, так и всего корпуса его текстов.

Явление «Волемира» состоялось.

Оно (как и возвращение читателям и зрителям написанного Горенштейном) могло состояться и значительно раньше, а не ждать первой постановки более полувека. Пьеса с элементами абсурда, которая описывает разброд в советском общественном сознании после разоблачения «культа личности» Сталина, пусть и с купюрами (там, например, на сцену был впервые выведен профессиональный стукач), могла увидеть свет рампы даже в год написания. Но зло, как и добро, всегда может быть только рукотворным, и у них всегда есть автор. В нижеследующей истории автором зла был профессиональный драматург. Не Горенштейн. Пьесу Горенштейна по рекомендации Виктора Розова прочел на труппе «Современника» Олег Ефремов, и молодой театр решил поставить «Волемира». Играть должны были молодые Олег Табаков, Олег Даль и другие. Это был период радужных ожиданий автора, но… Вот как вспоминал о судьбоносном для него дне 1964 года в театре «Современник» Фридрих Горенштейн в своем эссе «СТО ЗНАЦИТ?», опубликованном в 1998 году в берлинском журнале «Зеркало загадок»:

… Я был приглашен на элитарную встречу с приехавшим в Москву американским драматургом Артуром Миллером, пьеса которого «Это случилось в Виши» репетировалась театром. Разумеется, я пришел задолго до назначенного времени, пришел первым из званых и в одиночестве сидел в кабинете главного режиссера театра О. Н. Ефремова, предвкушая предстоящие радости. Не знаю, сколько так просидел, может, даже и час. «Счастливые часов не наблюдают» и времени не ощущают. Изредка звонил телефон, но никто не появлялся. Наконец, в кабинет вошел упитанный человек в дорогом праздничном костюме с копной черных волос, коротконогий, с увесистой задницей. Он посмотрел на меня темными сторожевыми бдительными глазами. Я помню этот взгляд, хоть минуло уже столько лет. Он осмотрел меня снизу вверх от рваных киевских ботинок до пиджака явно с чужого плеча; на мое лицо покойницкого зеленовато-землистого оттенка он, по-моему и не смотрел за ненадобностью.

– Вы должны немедленно уйти отсюда, – сказал мне молодой человек, – сейчас сюда придут важные особы.

Думая, что это непроинформированный администратор, я сказал: «Если вы администратор, то по поводу моего приглашения обратитесь к главному режиссеру или к директору театра».

– Я не администратор, – раздраженно сказал человек, – я драматург Шатров.

– Если вы драматург Шатров, то занимайтесь драматургией. Я –драматург Горенштейн.

На этом диалог оборвался, потому что в кабинет вошли Олег Николаевич Ефремов, Артур Миллер со своей шведской женой, актеры, режиссеры, переводчики. Стало шумно и весело. Среди прочих Олег Ефремов весьма лестно представил меня Артуру Миллеру и его шведской жене, которая долго говорила со мной то ли по-английски, то ли по-шведски. Я не знаю ни того, ни другого языка, потому лишь кивал в ответ… Вечер окончился бесконфликтно и благополучно для всех. Но только не для меня. Это стало ясно правда некоторое время спустя, когда посланная в управление театров, то есть в цензуру, пьеса «Волемир» встретила ожесточенный отказ. Хотя опять неточность. То, что в основе ожесточенного отказа цензуры лежал мой конфликт с Шатровым, дополненный к тому же ревностью к лестным словам, обо мне сказанным, стало ясно гораздо позже и окончательно подтвердилось уже в наше время, когда раскрылись архивы и заговорили свидетели (1998)…

Так закончилась, не начавшись, первая глава в судьбе пьесы «Волемир», дорогу которой перешел драматург – борец за образ Ленина с человеческим лицом.

Куда отнес свои доносы Шатров, я не знаю. Но вспоминается то, что произносит Гомункул в романе Горенштейна «Псалом», отвечая на вопрос, как отличить добро от зла:

“Если то, что ты делаешь и чему учишь, тяжело тебе, значит, ты делаешь Доброе и учишь Доброму. Если учение твое принимают легко и дела твои легки тебе, – значит, ты учишь Злому и делаешь Зло…”

Жена Артура Миллера, фотограф Инге Морат, которая в действительности была австриячкой, выпустилa после поездки с мужем по России два фотоальбома. В одном из них есть снимок, который запечатлел Фридриха Горенштейна, беседующего с Олегом Ефремовым на той самой встрече в «Современнике». Тогда более 50 лет назад Горенштейну казалось, что премьера его первой пьесы близка. В кадре также Евгений Евтушенко и другие. 

Другие статьи

• Евгений Каменькович: «Как всякий крупный писатель, он немножко пророк», Елена Губайдуллина, «Современная драматургия № 4 (окт.-дек.)», 10.2016
  
• Пассажиры «Последнего троллейбуса», Ольга Фукс, «Театральная афиша», 05.2016
  
• Волемиру — мир, Зоя Апостольская , «Российская газета», 16.03.2016
  
• Жил да был за углом Волемир, «Культура», 15.03.2016
  
• Явление Волемира, Юрий Векслер, «Радио Свобода», 3.03.2016
  
• Советский фарс о феномене супружеской измены с точки зрения математики, Алексей Киселев , «http://www.afisha.ru», 18.02.2016
  
• Евгений Каменькович: «Мы не задавались целью развенчивать шестидесятников», Алла Шендерова, «TimeOut», 10.02.2016
  
• Звездное небо внутри холодильника «ЗИС-Москва», Елена Дьякова, «Новая газета», 3.02.2016
  
• О, засмейтесь, смехачи, Нинель Исмаилова, «Сцена», 02.2016
  
• «Мастерская Фоменко» впервые представит пьесу Горенштейна «Волемир», «РИА Новости», 30.01.2016