Дарья Шмитова
«Российская газета», 9.01.2014

От Сулера до… Фоменко

В «Табакерке» сыграли «Сверчка на печи»

В канун Нового года в «Табакерке» состоялась премьера настоящей рождественской сказки — повести Чарлза Диккенса «Сверчок на печи», прославленной в русском театре именами Сулержицкого, Вахтангова, Михаила Чехова… Накануне премьеры наш корреспондент поговорил с его режиссером, учеником Петра Наумовича Фоменко, Николаем Дручеком. Разговор получился не только о Диккенсе…

Расскажите, почему выбор пал именно на эту повесть-сказку?

Николай Дручек: Название это сидело у меня в голове давно. Я давно хотел сделать такую сказку, где чудо возникает не в связи с волшебством — «лягушка превратилась в царевну», — а в связи с внутренним человеческим поступком относительно самого себя. Я предлагал в Мастерской это название года три-четыре назад, но не случилось, не сложилось что-то. А здесь вот вспомнил, в первую очередь, конечно, потом, что «Сверчок на печи» для «Табакерки», как и для МХТ, — знаковое произведение. Его делал Борис Сушкевич в Первой студии МХТ, с этим спектаклем были связаны главным образом имена Вахтангова, Михаила Чехова… И вот сейчас вдруг так совпало, что мое предложение было озвучено и сразу принято.

Вы работали с новыми для вас людьми. Актеры чувствовали вас? Кто кого «тащил»?

Николай Дручек: Где-то они меня за собой тащат, где-то я их за собой тащу, а всех нас тащит содержание. Когда содержание возникает — возникает обоюдный процесс: «про что» ту или иную сцену делать, ту или иную роль играть и как в связи с этим точнее расположить конфликт, расстановку фигур… Я ставлю для себя какие-то задачи и пытаюсь их ими заразить. Именно не результатом, а задачами, которые на данном материале можно решать. Ведущим является этот интерес, а не желание доказывать собственную значимость.

Как вы относитесь к современному театру? Например, к популярному сегодня жанру читок…

Николай Дручек: Ну, по-моему, это к театру не имеет никакого отношения. Есть такое понятие, как перфоманс, есть понятие акции. .. и это понятие из какого-то другого искусства. Спектакли многих, популярных сегодня режиссеров, особенно полюбившихся критике, — это социальные высказывания вроде газетной статьи, и это не плохо — это жанр, а у театра объятия широкие. .. Но неправильно, когда из этого строят философские конструкции, путают этим очень. И еще, глобальная проблема — это условия, в которые ставится театр, с точки зрения экономики. Театру нужно зарабатывать деньги, я это понимаю, и с этим связаны самые мощные перекосы. Редкий театр может себе позволить длительную работу над каким-то текстом. Вот Яновская, например, может! Но там артисты идут на внятную ситуацию маленьких зарплат и при этом не рассчитывают на непременный успех у зрителя. Знаете, Константин Сергеевич Станиславский формулировал, что подлинная игра артиста должна не развлекать публику, а западать глубоко в душу. Понятно, что кто-то может работать полгода и ничего не сделать. Но возможность такую людям надо давать.

Женовач это делает. А МХАТ — абсолютное производство. Фабрика. Кто сейчас выкручивается? Юрий Погребничко — очень маленький театр. Но тоже живут.

Сейчас все чаще говорят о тенденции превращения «театра-дома» в свободные площадки…

Николай Дручек: Ну это вообще катастрофа. Абсолютное разрушение русского театра. Абсолютное. Мало того, это политика. Разрушение «театра-дома» — это директорское зарабатывание. Отбивание денег у театра. А русский театр с нашей традицией, с нашими знаковыми личностями, которые дали всему актерскому миру школу — они же родили все это. Они же имели возможности, государство их как-то поддерживало. И не ставило знак равенства между театром и фабрикой. Почему-то — могли?

Кстати, что происходит с вашим МОГТЮЗом? Вернетесь ли в Царицыно?

Николай Дручек: Мы уже переехали. Но здание еще не принято, и ни афиши, ни названия театра, ни нужного технического обеспечения, даже вентиляция под вопросом… Театр-то переехал, но, видимо, мы там не одни будем жить — роскошно слишком позволить, рассуждает руководство области, чтобы в театре находился театр, да еще в таком привлекательном месте — рядом с «откультуренным» парком. Так что превратят театр с 85-летним стажем в прокатную коммуналку.

Петр Наумович Фоменко был вашим учителем, вы близко знали его. Как он вам вспоминается сегодня?

Николай Дручек: Кратко рассказать невозможно. Непростой он был. Очень. Он ставил артиста на вершину. Очень большое внимание тратил на каждого, с кем хоть как-то соприкасался. Подлинное такое, трудное. Честное внимание. Он любил жить, жизнь. И какими-то он владел… простыми человеческими ценностями. Бесстрашие. Преданность. Ответственность. Труд. Дружба. Любовь. И они у него были ясными, незамутненными. Безусловно, он и сомневался, и рефлексировал, но всегда на выходе у него была ясность. Поразительная. Он в зародыше понимал, где предательство, где кокетство, где скользкость… А все вместе это сочеталось в нем с абсолютным авантюризмом. Но это такое, вот знаете… Эх, натура!

Другие статьи

• От Сулера до… Фоменко, Дарья Шмитова, «Российская газета», 9.01.2014
  
• Фоменки доказали теорему Ферма, а русский музей ожил, Елена Дьякова, «Новая газета», 16.06.2003