In English
История
Петр Фоменко
Неспектакли
Спектакли
Пугачёв

Бо­жест­вен­ная ко­ме­дия. Вариации

Совер­шенно Неве­ро­ят­ное Со­бы­тие (Же­нитьба в 2‑х дейст­виях)

Новогоднее приключение Маши и Вити

Маяковский. Послушайте

Вишнёвый сад

Подарок

Двадцать третий

Мой Брель

Рыцарь. Моцарт. Пир. 

К 90‑ле­тию Петра Фоменко. «Коме­дия о тра­гедии»

Опасные связи

Чающие движения воды

Моцарт «Дон Жуан». Генеральная репетиция

Доктор Живаго

Молли Суини

Королевство кривых

Выбрать троих

Счастливые дни

Завещание Чарль­за Адам­са, или Дом се­ми по­ве­шен­ных

Чайка

Король Лир

Мастер и Маргарита

Lёгкое Dыхание

Серёжа очень тупой

Египетские ночи

…Души

Мамаша Кураж

Школа жён

Смешной человек

Сон в летнюю ночь

Руслан и Людмила

Фантазии Фарятьева

Лет­ние осы ку­са­ют нас да­же в но­яб­ре

Послед­ние сви­да­ния

Египет­ская мар­ка

Безум­ная из Шайо

Заходите-заходите

Театральный роман (Записки покойника)

Пять вечеров

Алиса в За­зер­калье

Рыжий

Триптих

Сказка Арден­нско­го леса

Беспри­дан­ни­ца

Самое важное

Он был титу­ляр­ный совет­ник

Вой­на и мир. На­ча­ло ро­ма­на

Семейное счастие

Одна аб­со­лют­но счаст­ли­вая де­рев­ня

Волки и овцы

В гостях у барона Мюнхгаузена


Архив
На нашей сцене
Актёры
Режиссура
Художники
Руководство
Руководство
У нас работают
Стажеры
Панорамы
Пресса
Видеотека
Вопросы
Титры
Форум
Заказ билетов
Репертуар на январь
Репертуар на ноябрь
Репертуар на декабрь
Схема проезда
Документы




Твиттер
Фейсбук
ВКонтакте
YouTube
Сообщество в ЖЖ



Ксения Ларина
«The New Times», 18.04.2011

Космос сцены

«Не говори с тоской: их нет…» Володинские «Пять вечеров» в театре Петра Фоменко — реквием по исчезнувшей, смытой с карты мира стране и по ушедшим вместе с ней людям

Кто мог предположить, что премьера «Пяти вечеров» в «Мастерской Петра Фоменко» совпадет с уходом из жизни Людмилы Гурченко, незабываемой Тамары в фильме по володинской пьесе. Режиссер спектакля Виктор Рыжаков и Александр Володин — не случайные друг для друга люди. Режиссер не раз работал с драматургией Володина, был знаком с автором и является директором володинского театрального фестиваля в Петербурге. Рыжаков вообще к советским текстам питает какую-то особую нежность: в его арсенале уже есть «С любимыми не расставайтесь» (пьеса Володина, МХТ), «Сорок первый» (по Лавреневу, МХТ), «Прокляты и убиты» (по Астафьеву, МХТ). А его стойкая любовь к «новой драме», в частности к текстам Вырыпаева, выдает в нем человека литературоцентричного, «ударенного» словом как главным проводником театральных смыслов.

Вспомнить всё

С первых реплик спектакля возникает ощущение, что речь идет о людях, которых нет: странные, надтреснутые интонации и механистические движения делают их похожими на сломанных кукол, застывших в вечной мерзлоте прошедшего времени. Словно очнувшиеся от летаргического сна, они пытаются вспомнить человеческий язык, человеческие эмоции, смысл и назначение частей собственного тела, название окружающих их предметов. Сломленные, согнутые, выброшенные когда-то за ненадобностью в пустую черноту беспамятства, герои на наших глазах обретают голос и память. Тема памяти пульсирует жилкой внутри всего спектакля. «Ты помнишь?» — спрашивают друг у друга герои. «Ничего не помню. Ничего не помню. Сколько времени прошло, кто упомнит.» — «Я тебя вспоминал. А ты?» — «Первое время вспоминала…» — «А помнишь, как ты в первый раз меня поцеловал?» —"А если все кончено, зачем предаваться воспоминаниям? — «Потому и предаюсь…» В памяти то и дело всплывают какие-то ошметки прошлой жизни: то навязчивая мелодия, которую насвистывает Ильин, то преследующее их одно и то же воспоминание о начале войны, то загадочный Фомичев из Технологического, то первый поцелуй в парадном. И чем дальше ведет героев память, тем теплее и естественнее становятся их голоса и жесты, словно цвет возвращается в жизнь, как в финальных кадрах михалковского фильма.

Дом-корабль

Приметы советского быта и советского сознания присутствуют в виде таких же случайно всплывших из подсознания ошметков, неосознанных бликов, что остаются в генетической памяти поколений. Это неизбежное радио на стене, из которого постоянно доносится музыкальная смесь из популярной прелюдии Рахманинова (звучавшей в экранизации вампиловского «Старшего сына») и русской народной песни «Валенки»; жуткого вида уродливые женские вязаные шапки «с начесом», делающие всех женщин одинаково отталкивающими; бледно-розовые цветы из папиросной бумаги — неотъемлемый символ всех советских праздников; снятая с петель дверь, которую кладут на стол во время шумных семейных застолий; вбитые в стену гвозди, заменяющие вешалки; невыносимые складки-гармошки на грубых чулках, уродующие женские щиколотки… Все эти бытовые подробности вброшены в ткань спектакля случайной россыпью, дабы придать происходящему достоверность, но случайные ошибки памяти (как в фильме «Солярис», когда на глухом платье призрака Хари не оказалось элементарной молнии) обязательно обнаружат подделку. И тогда понимаешь, что неумолкающее радио нарисовано на стене, точно так же как вбитые гвозди, а чтобы добраться до настоящей двери, надо содрать с нее дверь бутафорскую, что падающие снежинки вырезаны детской рукой из бумаги и что нет никакой еды — только посуда для нее. Есть вход в дом, похожий то ли на гигантскую букву П, то ли на арку в подворотню, и белый дощатый пол на поворотном круге. Эта светящаяся и крутящаяся конструкция плавает в черноте Вселенной, как огромный космический корабль, как осколок погибшей цивилизации, за который цепляются, чтобы не исчезнуть в невесомости, уцелевшие израненные люди. Этот дом-корабль, состоящий из двери и пола, — их единственная надежда на спасение. 

«Они же живые!»

В спектакле собраны замечательнее актерские силы — Полина Агуреева (театр Фоменко) в роли Тамары, Игорь Гордин (МТЮЗ) — Ильин, Евгения Дмитриева (Малый театр) — Зоя, Алексей Колубков (мастерская Фоменко) — Тимофеев, чудесные молодые артисты Артем Цуканов — Слава и Яна Гладких — Катя. К ним не сразу привыкаешь, первые сцены по воле режиссера проходят в отчаянной борьбе с володинским текстом, который довольно трудно выдернуть из контекста времени, из быта. Не Сартр же какой-нибудь, а наш родной Александр Моисеич, который всегда писал только то, что сам прочувствовал, и не раз дарил персонажам свои родовые черты, привычки и личные сюжеты. К драматургии Володина наш человек прикипел сердцем, припал к ней, как к горячей печке, и без этой человеческой теплоты Володин невозможен.

Рыжаков попытался перенести володинский текст на космическую высоту, оторвать его от земли, лишить земного притяжения. Как ни странно, вытянуть и оправдать эту режиссерскую задачу помогли артисты, сумевшие, подобно шагаловским героям, взлететь в небеса, но не застыть там в красивых позах. Как кричал герой Табакова из другой советской пьесы: «Они же живые!»

В спектакле есть несколько по-настоящему пронзительных сцен — и монолог пьяного раздавленного Ильина-Гордина (в котором все же, никуда не деться, угадываются черты Любшина: шляпа, интонации, какая-то безумная пограничная веселость), и великолепные, разыгранные по нотам любовные диалоги Ильина и Тамары — Агуреевой, и щемящий театральный финал, когда все участники садятся на расставленных вдоль рампы стульях спиной к залу и лицом к двери и ждут появления главного героя. Образ спектакля, его атмосфера и музыка передают почти физическое ощущение нестойкости, шаткости этого мира, знакомого каждому чувства панического страха, когда земля буквально уходит из-под ног, когда исчезает любая опора. В такие моменты единственное спасение — в полете. Даже в никуда.


Другие статьи



© 1996—2024 Московский театр
«Мастерская П. Фоменко»
fomenko@theatre.ru
Касса: (+7 499) 249-19-21 (с 12:00 до 21:00, без перерыва)
Справки о наличии билетов: (+7 499) 249-17-40 (с 12:00 до 20:00 по будням)
Факс: (+7 495) 645-33-13
Адрес театра: 121165 Москва, Кутузовский проспект, 30/32
Rambler's Top100