In English
История
Петр Фоменко
Неспектакли
Спектакли
Архив
На нашей сцене
Актёры
Режиссура
Художники
Руководство
Руководство
У нас работают
Стажеры
Панорамы
Пресса
Новости
Пресса

Видеотека
Вопросы
Титры
Форум
Заказ билетов
Репертуар на январь
Репертуар на ноябрь
Репертуар на декабрь
Схема проезда
Документы




Твиттер
Фейсбук
ВКонтакте
YouTube
Сообщество в ЖЖ



Елена Дьякова
«Новая газета», 5.06.2013

От фиоритуры к хрипу

70-минутный спектакль по повести Осипа Мандельштама о Петербурге в мае 1917 года идет на Старой сцене «Мастерской». В программке премьеры стоит: «Автор идеи — Петр Фоменко», «Ухватившийся за идею — Дмитрий Рудков». Жанр постановки — застенчивая оговорка («В рамках вечера проб и ошибок» — указано на сайте театра). Однако: пространство «Мастерской» так наиграно и надышано, что здесь оживают от летаргического сна, обретают силу старые законы, отмененные жизнью чуть позже фиты и ижицы. Такой, например: пробовать и ошибаться, сомневаться в сделанном, чуть не извиняться за результат свойственно именно одаренным людям.

«Египетская марка» Дмитрия Рудкова, стажера и актера «Мастерской», — талантливый и честный спектакль. Иногда он кажется слишком красивым. Слишком верным традиции, слишком наивно понятой. Но есть минуты, когда замираешь.

Парнока — alter ego молодого Мандельштама — играет Федор Малы-шев, выпускник РАТИ 2011 года. Чуть ранее он сыграл в «Мастерской» тургеневского Дмитрия Санина и Федора Годунова-Чердынцева в «Даре».

Сценограф Александра Дашевская (недавняя студентка Дмитрия Крымова и Евгения Каменьковича) создала Петер-бург на «широкофокусной» Старой сцене крайне просто: построила из обломков. Цепочкой вдоль рампы тянутся старые чернильницы, штофы, аптечные бутылочки 1920-х, пресс-папье с бронзовыми львами, кофейные мельницы, лимоны, с которых шкурка снята полукруглой лентой — точно как на эрмитажных натюрмортах малых голландцев… Какая-то сувенирная Петропавловка, игрушечный мост, гусиные перья, стопочки, пузырьки, ноты, ридикюли, томики in octavo. То ли богемная кухня наших дней — то ли торговый ряд блошиного рынка. Но образ точен.

К полу припадает Парнок — почти каучуковый Пьеро с набеленным лицом. Тень певицы Анжелины Бозио, итальянской примадонны, умершей в Петербурге 1859 года от простуды, является герою, брезжит между колонн (как являлась она Мандельштаму — от стихов 1917-го до «Четвертой прозы») символом неизбежности рождения музыки и неизбежности гибели этой музыки в ледяном расчисленном пространстве Российской империи. (Анжелину Бозио играет Роза Шмуклер.) Шипит и пенится блистательно нарядная проза: «А потом кавалергарды слетятся на отпевание в костел Гваренги. Золотые птички-стервятники расклюют римско-католическую певунью.

Как высоко ее положили! Разве это смерть! Смерть и пикнуть не смеет в присутствии дипломатического корпуса.

 — Мы ее плюмажами, жандармами, Моцартом!»

И какая-то венецианская толпишка дель арте с мандолинами вальсирует вокруг Парнока в кулисах.

Ах, какие ненюфары, перья, флакончики, кружева… Какая детская, библиотечная карнавальность акмеизма с его «тоской по мировой культуре»! Но «Египетская марка» написана в конце 1920-х. А действие происходит весной 1917-го.

Авторы спектакля это помнят и понимают. У них сдвинут и сам сюжет. У Мандельштама Парнок и его друг, молодой священник отец Бруни, потрясенно наблюдают за первым революционным самосудом: толпа ведет воришку — топить на Фонтанке. В спектакле — по проволочным «струнам» над сценой грозно движутся дырявые кафтаны, рубахи, мундиры, развешанные на плечиках, создавая ощущение уличной смертной процессии в этом камерном пространстве. На сцене «Мастерской» отец Бруни пытается вмешаться в расправу. Его убивают. Ряса с красным пятном медленно плывет вверху — по тем же струнам, но в направлении, противоположном движению толпы.

Что ж: даже ежели красное пятно не расплылось по рясе священника весной 1917-го — у отца Бруни было время, чтобы погибнуть. Это шансов уцелеть у него почти не было.

Киевского митрополита Владимира в январе 1918-го прикончили на валах Печерской лавры почти таким же самосудом. Сняв с тела старика крест, панагию, серебряный набалдашник посоха. И сапоги с галошами.

Так что «Мастерская», ей-богу, — не передергивает.

…А внизу, по сцене, мечется Парнок, простирая руки вслед улетающей рясе. Читая в голос (уже почти без манерности Пьеро) стихи марта 1918 года «Твой брат, Петрополь, умирает…». И далее, далее, пока от концертного юноши в крылатке, визитке, карнавальном плаще не останется скорченная у рампы измученная тварь в овечьих отрепьях домодельного свитера с поздней ссыльной фотографии, с хрипом «Четвертой прозы» в устах: «Я один в России работаю с голосу, а кругом густопсовая сволочь пишет. Какой я, к черту, писатель! Пошли вон, дураки!»

«Ни одного крупного русского поэта современности, у которого после Революции не дрогнул и не вырос голос, — нет», — писала Цветаева. Спектакль «фоменок» в сухом остатке — о том, ч е г о стоил этот рост голоса. Египетская марка?! И тьма египетская, и египетское пленение без исхода. И египетские казни. Дети «Мастерской», стажеры Петра Наумовича, сделали шаг к теме, которую русской культуре все равно ведь не обойти. Почти физически видишь, как новое поколение театра заново ищет путь, который так хорошо знал их учитель, — от фиоритуры к хрипу. И все по карте России. 


Последние статьи о театре

Другие статьи: 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 | 70 | 71 | 72 | 73 | 74 | 75 | 76 | 77 | 78


© 1996—2024 Московский театр
«Мастерская П. Фоменко»
fomenko@theatre.ru
Касса: (+7 499) 249-19-21 (с 12:00 до 21:00, без перерыва)
Справки о наличии билетов: (+7 499) 249-17-40 (с 12:00 до 20:00 по будням)
Факс: (+7 495) 645-33-13
Адрес театра: 121165 Москва, Кутузовский проспект, 30/32
Rambler's Top100