In English
История
Петр Фоменко
Неспектакли
Спектакли
Архив
На нашей сцене
Актёры
Режиссура
Художники
Руководство
Руководство
У нас работают
Стажеры
Панорамы
Пресса
Новости
Пресса

Видеотека
Вопросы
Титры
Форум
Заказ билетов
Репертуар на январь
Репертуар на февраль
Репертуар на март
Репертуар на декабрь
Схема проезда
Документы




Твиттер
Фейсбук
ВКонтакте
YouTube
Сообщество в ЖЖ



Елена Дьякова
«Новая газета», 5.06.2013

От фиоритуры к хрипу

70-минутный спектакль по повести Осипа Мандельштама о Петербурге в мае 1917 года идет на Старой сцене «Мастерской». В программке премьеры стоит: «Автор идеи — Петр Фоменко», «Ухватившийся за идею — Дмитрий Рудков». Жанр постановки — застенчивая оговорка («В рамках вечера проб и ошибок» — указано на сайте театра). Однако: пространство «Мастерской» так наиграно и надышано, что здесь оживают от летаргического сна, обретают силу старые законы, отмененные жизнью чуть позже фиты и ижицы. Такой, например: пробовать и ошибаться, сомневаться в сделанном, чуть не извиняться за результат свойственно именно одаренным людям.

«Египетская марка» Дмитрия Рудкова, стажера и актера «Мастерской», — талантливый и честный спектакль. Иногда он кажется слишком красивым. Слишком верным традиции, слишком наивно понятой. Но есть минуты, когда замираешь.

Парнока — alter ego молодого Мандельштама — играет Федор Малы-шев, выпускник РАТИ 2011 года. Чуть ранее он сыграл в «Мастерской» тургеневского Дмитрия Санина и Федора Годунова-Чердынцева в «Даре».

Сценограф Александра Дашевская (недавняя студентка Дмитрия Крымова и Евгения Каменьковича) создала Петер-бург на «широкофокусной» Старой сцене крайне просто: построила из обломков. Цепочкой вдоль рампы тянутся старые чернильницы, штофы, аптечные бутылочки 1920-х, пресс-папье с бронзовыми львами, кофейные мельницы, лимоны, с которых шкурка снята полукруглой лентой — точно как на эрмитажных натюрмортах малых голландцев… Какая-то сувенирная Петропавловка, игрушечный мост, гусиные перья, стопочки, пузырьки, ноты, ридикюли, томики in octavo. То ли богемная кухня наших дней — то ли торговый ряд блошиного рынка. Но образ точен.

К полу припадает Парнок — почти каучуковый Пьеро с набеленным лицом. Тень певицы Анжелины Бозио, итальянской примадонны, умершей в Петербурге 1859 года от простуды, является герою, брезжит между колонн (как являлась она Мандельштаму — от стихов 1917-го до «Четвертой прозы») символом неизбежности рождения музыки и неизбежности гибели этой музыки в ледяном расчисленном пространстве Российской империи. (Анжелину Бозио играет Роза Шмуклер.) Шипит и пенится блистательно нарядная проза: «А потом кавалергарды слетятся на отпевание в костел Гваренги. Золотые птички-стервятники расклюют римско-католическую певунью.

Как высоко ее положили! Разве это смерть! Смерть и пикнуть не смеет в присутствии дипломатического корпуса.

 — Мы ее плюмажами, жандармами, Моцартом!»

И какая-то венецианская толпишка дель арте с мандолинами вальсирует вокруг Парнока в кулисах.

Ах, какие ненюфары, перья, флакончики, кружева… Какая детская, библиотечная карнавальность акмеизма с его «тоской по мировой культуре»! Но «Египетская марка» написана в конце 1920-х. А действие происходит весной 1917-го.

Авторы спектакля это помнят и понимают. У них сдвинут и сам сюжет. У Мандельштама Парнок и его друг, молодой священник отец Бруни, потрясенно наблюдают за первым революционным самосудом: толпа ведет воришку — топить на Фонтанке. В спектакле — по проволочным «струнам» над сценой грозно движутся дырявые кафтаны, рубахи, мундиры, развешанные на плечиках, создавая ощущение уличной смертной процессии в этом камерном пространстве. На сцене «Мастерской» отец Бруни пытается вмешаться в расправу. Его убивают. Ряса с красным пятном медленно плывет вверху — по тем же струнам, но в направлении, противоположном движению толпы.

Что ж: даже ежели красное пятно не расплылось по рясе священника весной 1917-го — у отца Бруни было время, чтобы погибнуть. Это шансов уцелеть у него почти не было.

Киевского митрополита Владимира в январе 1918-го прикончили на валах Печерской лавры почти таким же самосудом. Сняв с тела старика крест, панагию, серебряный набалдашник посоха. И сапоги с галошами.

Так что «Мастерская», ей-богу, — не передергивает.

…А внизу, по сцене, мечется Парнок, простирая руки вслед улетающей рясе. Читая в голос (уже почти без манерности Пьеро) стихи марта 1918 года «Твой брат, Петрополь, умирает…». И далее, далее, пока от концертного юноши в крылатке, визитке, карнавальном плаще не останется скорченная у рампы измученная тварь в овечьих отрепьях домодельного свитера с поздней ссыльной фотографии, с хрипом «Четвертой прозы» в устах: «Я один в России работаю с голосу, а кругом густопсовая сволочь пишет. Какой я, к черту, писатель! Пошли вон, дураки!»

«Ни одного крупного русского поэта современности, у которого после Революции не дрогнул и не вырос голос, — нет», — писала Цветаева. Спектакль «фоменок» в сухом остатке — о том, ч е г о стоил этот рост голоса. Египетская марка?! И тьма египетская, и египетское пленение без исхода. И египетские казни. Дети «Мастерской», стажеры Петра Наумовича, сделали шаг к теме, которую русской культуре все равно ведь не обойти. Почти физически видишь, как новое поколение театра заново ищет путь, который так хорошо знал их учитель, — от фиоритуры к хрипу. И все по карте России. 


Последние статьи о театре

Другие статьи: 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 | 70 | 71 | 72 | 73 | 74 | 75 | 76 | 77 | 78


© 1996—2024 Московский театр
«Мастерская П. Фоменко»
fomenko@theatre.ru
Касса: (+7 499) 249-19-21 (с 12:00 до 21:00, без перерыва)
Справки о наличии билетов: (+7 499) 249-17-40 (с 12:00 до 20:00 по будням)
Факс: (+7 495) 645-33-13
Адрес театра: 121165 Москва, Кутузовский проспект, 30/32
Rambler's Top100