Петр Сейбиль
«http://vtbrussia.ru/», 8.11.2013

Уроки француженки

В «Мастерской Петра Фоменко», которую много лет поддерживает Банк ВТБ, не ищут легких путей и отважно инсценируют самую «нечитаемую» литературу. Подобно канатоходцам, которые все выше натягивают трос, «фоменки» ставят все более сложные задачи: Шишкин, Джойс, Набоков. В этот раз выбор пал на «Египетскую марку» Осипа Мандельштама, где практически нет сюжета. Одну из главных ролей в спектакле играет француженка, актриса «Мастерской» Наджа Мэр. Вот уж поистине высший пилотаж, поступок, достойный высокого абсурдизма Мандельштама – иностранцу осилить материал, который далеко не каждому русскому прочитать под силу! Корреспондент VTBRussia.ru встретился с Наджой Мэр и выяснил, каково это: играть Мандельштама в театре и как вообще француженке живется в России. 

Не до жира

– Наджа, «Египетскую марку» впервые показали в рамках вечера проб и ошибок. Как вам сейчас кажется: проба не была ошибочной?
– Петр Наумович еще лет шесть назад сказал, что надо попробовать сделать спектакль по «Египетской марке».

– Так он же вроде в шутку говорил?
– Вроде как да! Но с ним ведь не поймешь, то шутка, то не шутка… Года полтора назад Дима Рудков (актер «Мастерской», в программке спектакля названный «ухватившемся за идею» – прим. ред.) взял текст и создал инсценировку. Дима – знаток поэзии и Серебряного века. Мы все вместе начали «вытаскивать» историю. Показали Петру Наумовичу, он сказал: «Продолжайте». А потом уже и Евгений Борисович Каменькович рекомендовал работать над спектаклем дальше.

– Раньше все падали в обморок от задумки поставить на сцене «Улисса», а теперь, оказывается, и «Египетскую марку» можно?
– «Египетская марка» – это и поэзия, и проза. Сначала мы крепко держались за текст. Так хотелось, чтобы было понятно! Перестарались настолько, что заговорили с какими-то странными интонациями. Получилось слишком «жирно». Теперь немножко успокоились. Сейчас уже есть уверенность, что не нужно играть так «жирно» и не нужно стараться сделать понятным абсолютно все.

– А как зрители реагируют?
– Это удивительный спектакль – многие зрители в восторге. Может быть, они хорошо знают Мандельштама, а может быть, действие завораживает как наркотик. Но есть и другие зрители, которые не понимают вообще ничего. Они так и сидят весь спектакль с выражением на лицах: «Что вообще происходит?!»

– И как же нужно смотреть?
– Это зависит от конкретного человека. В любом случае эту книгу не поймешь сразу. Когда я впервые открыла «Египетскую марку», пришлось прочитать первую страницу раз десять. Просто для того, чтобы понять, о чем речь. Это при том, что по совету Димы Рудкова я читала на французском. Со спектаклем всегда проще – помогает визуальная часть. Но в «Египетской марке» зрителю нужно отказаться от обычного хода действия, когда герой пошел туда-то, сделал то-то, не ждать логических объяснений. Здесь не обычный сюжет, за которым можно следить. Смысл – в другом.

Непонятно, но весело

– О чем вы думали, когда решили отправиться учиться в Россию, в Саратов?
– Мне было двадцать лет, нужно было учиться. А тут такое приключение. Тем более я ехала не одна, нас было пятеро. В тот момент меня тошнило от Франции, от того, что все вокруг удобно, хорошо и спокойно. Я была подростком и хотела попробовать другой жизни, новой и сложной. Поэтому и поехала. А город Саратов мне очень понравился, хотя все и удивляются, это же провинция! Сейчас я немного знаю Россию, понимаю, что Петербург и Москва – не Россия, это Европа. Во Франции нет такой разницы: в провинции больше природы, но сама жизнь такая же. В Саратове мне очень понравилось, у нас был замечательный курс. Мы подружились и дружим до сих пор. Было ничего не понятно и поэтому очень весело. Выразить по-русски то, что я хочу сказать, я смогла только спустя три года. У нас был довольно жесткий мастер – Антон Кузнецов. Он учился у Додина и перенял его школу. Но мне очень нравилось много работать.

– После Саратова был Питер?
– Наш мастер перешел в Петербург, а мы попали на курс, где ребята учились вместе уже полтора года. Потребовалось много времени, чтобы познакомиться, понять, кто мы, кто они. К тому же другой язык и разница в культуре – это не всегда помогает общению. 

– Что было самым сложным?
– Когда не знаешь язык – не можешь формулировать свои мысли. А люди думают, что раз не можешь выразить, значит, у тебя и мыслей нет.

– Ну да, в России же когда-то немцами называли всех иностранцев: раз по-русски не говорят, значит, немые – немцы.
– У меня похожий случай. Ощущения при этом очень странные.

– Франция – родина театра. А вы работаете в России. Почему?
– Школа в России сильнее и жестче, чем во Франции. Не важно, учишься ты в Москве, Екатеринбурге или Саратове, программа будет одинаковой. А это дает единый театральный язык. Во Франции общей программы нет, у всех разное представление о том, что такое театр. Мои друзья и коллеги во Франции говорят, что очень сложно работать с чужими актерами, потому что много времени уходит на то, чтобы просто понять, о чем идет речь. Раньше во Франции тоже была единая школа, но из-за молодежной революции 1968 года ее потеряли. Тогда было огромное желание уйти от прошлого, раскрепоститься, обрести свою индивидуальность. Молодые всегда к этому стремятся. Но для того, чтобы протестовать, хорошо бы понять, против чего именно ты протестуешь. Чтобы отвергать, нужно сначала получить. Иначе просто хаос и разруха.

– Не можете?! Ну как же случилось так натурально сыграть проводницу в «Рыжем»? Вы же не знали советских поездов.
– Я ездила в поездах… Хотя, конечно, говорят, сейчас немного лучше. Но такие людей для меня везде – они в магазине, на улице, они продают билеты в метро. В Саратове их больше, чем в Москве. Наверное, потому что жизнь там тяжелее, за работу платят меньше… и зачем тогда вежливость? В России вообще люди очень жестко друг к другу относятся. На улицах, в общественных местах. И когда мы решили попробовать «Рыжего», я решила сделать именно такой характер. Потому что, с одной стороны, все это невыносимо и уже поперек горла стоит, но в то же время очень смешно.

– Но для вас это гротеск, а для российских зрителей – реальность.
– Конечно, это гротеск. Ведь невозможно так себя вести! И тем не менее люди именно так себя ведут. Одновременно это очень трогательно. И в этом есть какой-то парадокс. Я не верю, что у себя дома они так же себя держат. Для меня эта проводница в «Рыжем» – суть России. Снаружи грубый человек, а внутри – беззащитный. Как будто грубость – это панцирь, защита от жизни. Если я буду грубой, никто не сможет добраться до меня и обидеть. Я видела этих женщин, они сидят где-то на вахте. Смотришь – агрессивные, а поговоришь с ними, вроде бы нормальные. Но им по шестьдесят, они прошли Советский Союз, жили с ощущением, что это навсегда.

– В отношениях между мужчиной и женщиной в России до сих пор остаются элементы домостроя. В то же время Франция – страна с сильными традициями феминизма. Вам пришлось приспосабливаться, привыкать?
– Часто мне приходилось нелегко. Кстати, в отличие от Франции в России женщина всегда работала. Здесь дело в другом – у женщины меньше прав. Я могу рассказать о своем опыте: я – мама. Я рожала в России, мой муж – русский. Я всегда удивляюсь: ребенку меньше трех лет – нет яслей, больше трех лет – нет места в детском саду. А значит, он дома с мамой. Я с этим не смирилась! Хотя моим близким часто трудно понять, что я имею в виду. Пусть мужчины и женщины – разные, но права должны быть одинаковыми! Девушки одеваются так, чтобы продемонстрировать все, что у них есть, и даже больше. Конечно, очень долго в России ничего не было – ни одежды, ни духов, ничего. Зато теперь это превращается в какой-то сюрреализм, когда девушка – кукла Барби. И она продает себя как Барби, как будто сама себе не доверяет. Личность уходит под макияжем.

– Но вам комфортно здесь?
– Как женщине?

– Вообще!
– Когда как. Иногда да, иногда нет, иногда меня все бесит. Иногда я не понимаю, что вообще вокруг происходит, какие принимаются законы, почему люди себя так ведут. Я здесь чужая… Наверное, в своей стране ты больше готов терпеть. И мне еще повезло – я француженка, и я белая! А было бы иначе, я бы существовать здесь не смогла. Эта мысль мне очень мешает жить.

– Что вас тут держит?
– Раньше многое держало. Петр Наумович в том числе. Это часть жизни, от которой сложно отказаться. Я приехала в двадцать лет, сейчас мне почти тридцать. Не скрываю, куда проще купить билет во Францию, чем остаться. Такие мысли временами посещают. Самое ужасное, что театр тут ни при чем.

– С Москвой подружились?
– Нет! У меня не было времени гулять. Сейчас времени больше, но сейчас я – мама, с ребенком мы гуляем рядом с домом. Есть дом, театр, друзья. Но просто выйти на улицу сложно. Это неправильно, но пока вот так.


Для справки

Наджа Мэр (Надья Сафо Матильда Мэр) родилась 30 декабря в Париже. В ее семье никто не имел отношения к театру, но в школе у Наджи была учительница французского языка и литературы, муж которой оказался директором и режиссер небольшого театра под Парижем. Девушка начала заниматься с ним актерским мастерством и решила посвятить свою жизнь искусству. После школы пробовала поступать в парижскую консерваторию, но потерпела неудачу.
В 2004 году в рамках международного проекта студенческого обмена между Россией и Францией отправилась учиться на театральный факультет Саратовской государственной консерватории им. Собинова на курс А. В. Кузнецова. Затем вместе с мастером перебралась в Санкт-Петербург, где окончила Государственную академию театрального искусства, курс А. Р. Байрамкурова.
В 2007 году узнала, что П. Н. Фоменко объявил конкурс молодых актеров в стажерскую группу своего театра. Поехала в Москву, прошла прослушивание и была принята. Ее дебют на российской сцене оказался непростым: ей пришлось заменить одну из актрис в спектакле «Носорог» по пьесе Ионеско. За эту работу Наджа Мэр была удостоена награды «Золотой витязь-2008» в номинации «Лучшая женская роль второго плана».
Участвует в спектаклях «Алиса в Зазеркалье», «Дар», «Египетская марка», «Носорог», «Рыжий», «Сказка Арденнского леса».

Последние статьи о театре

• В тисках законов, Марина Квасницкая, «Новые Известия», 28.11.2013
  
• В Мастерской Фоменко поставят новую пьесу Вырыпаева, Дарья Горшкова, «buro247.ru», 22.11.2013
  
• В Мастерской Фоменко поставят новую пьесу Ивана Вырыпаева, «Lenta.ru», 22.11.2013
  
• Пьесу Ивана Вырыпаева поставят в театре Фоменко в ускоренных темпах, Вера Копылова, «РИА-новости», 22.11.2013
  
• Евгений Каменькович: нет новой драмы, есть хорошая и плохая, Вера Копылова, «РИА-новости», 22.11.2013
  
• Уроки француженки, Петр Сейбиль, «http://vtbrussia.ru/», 8.11.2013
  
• Взгляни на арлекинов на красном колесе, Елена Дьякова, «Театр (№ 13-14)», 11.2013
  
• Про ароматное соцветье, Геннадий Демин, «Страстной бульвар, 10(№ 3)», 11.2013
  
• “Триптих” по А. Пушкину. Московский театр “Мастерская П. Н. Фоменко”, Светлана Васильева, «Знамя», 11.2013
  
• Моника Санторо: «На сцене позволяю себе больше, чем в жизни», «krskdaily.ru», 25.10.2013
  
• Чистейшая радость, Лариса Каневская, «http://www.teatrall.ru», 18.10.2013
  
• Игра в молчанку, Петр Сейбиль, «http://vtbrussia.ru», 7.10.2013
  
• «Египетская марка» в «Мастерской Петра Фоменко», Григорий Заславский, «Независимая газета», 7.10.2013
  
• «Толстой как предчувствие»: «Война и мир» в постановке Петра Фоменко в Калининграде, «Калининград.ru», 5.10.2013
  
• Не для всех, Анна Ковалева, «Театрон», 1.10.2013
  
• Случайные связи на темных аллеях, Анна Чужкова, «Культура», 27.09.2013
  
• Последние свидания, Елена Груева, «TimeOut», 27.09.2013
  
• «Последние свидания»: на страже стиля, Наталья Витвицкая, «http://www.vashdosug.ru», 27.09.2013
  
• Счастье первой любви вместо горечи последних свиданий, Ася Иванова, «Вечерняя Москва», 24.09.2013
  
• «Мастерская Петра Фоменко» выпустила еще один спектакль про счастье, Алла Шевелева, «Известия», 23.09.2013