In English
История
Петр Фоменко
Неспектакли
Спектакли
Архив
На нашей сцене
Актёры
Режиссура
Художники
Руководство
Руководство
У нас работают
Стажеры
Панорамы
Пресса
Новости
Пресса

Видеотека
Вопросы
Титры
Форум
Заказ билетов
Репертуар на январь
Репертуар на февраль
Репертуар на март
Репертуар на декабрь
Схема проезда
Документы




Твиттер
Фейсбук
ВКонтакте
YouTube
Сообщество в ЖЖ



Наталья Витвицкая
«Ведомости», 15.03.2024

Евгений Каменькович: «Театр должен развиваться вместе с новой драматургией»

Худрук Мастерской Петра Фоменко о настоящем и будущем театральной России

Режиссер и педагог Евгений Каменькович с 2012 г. руководит Мастерской Петра Фоменко – легендарной театральной площадкой, отметившей в 2023 г. свое 30-летие. За годы своего существования Мастерская неоднократно становилась лауреатом театральных премий «Золотая Маска», «Чайка», «Гвоздь сезона», участвовала в венецианском Биеннале, фестивале в Авиньоне, фестивале в Линкольн-центре в Нью-Йорке и др. Спектакли-легенды Мастерской — «Волки и овцы», «Семейное счастие», «Война и мир», поставленные ее основателем Петром Фоменко – десятилетиями собирают аншлаги.

Среди самых ярких работ самого Каменьковича — «Язычники» по Яблонской в Театре им. М. Н. Ермоловой, «Горбунов и Горчаков» по Бродскому в «Современнике», «Самое важное» по Шишкину, «Улисс» по Джойсу, «Двадцать третий» по Ремарку в Мастерской Петра Фоменко. Каменькович известен любовью к «большой прозе», он берется за самые несценичные произведения, благоволит новой драме. А его режиссуру отличает неспешность, ироничность, тонкое чувство слова и пристрастие к театральному гротеску.

В интервью «Ведомостям»“ Евгений Каменькович рассказал о том, зачем ему понадобилось менять действо гоголевской комедии „Женитьба“ в своей недавней премьере — спектакле „Совершенно невероятное событие“, как ему удается сохранять наследие Петра Фоменко, а также где он ищет новые идеи для постановок.

„Где Гоголь, там всегда мистика“

- Вы редко ставите хрестоматийную классику, всегда выбираете редкие названия. А в феврале выпустили „Совершенно невероятное событие“ по Гоголю. Как случилось, что пришло время „Женитьбы“?
 — Это длинная история. Начнем с того, что без Гоголя, возможно, Мастерской Петра Фоменко и не было бы. Когда все мы были молоды, ничего, кроме театра никого из нас не интересовало. В этот самый прекрасный период в жизни Сергей Васильевич Женовач поставил с „фоменками“ „Владимира III степени“. Спектакль стал легендой. Олег Павлович Табаков, который надо заметить, не писал рецензий, написал статью про нашего „Владимира“. Уникальный случай. С тех пор Гоголь нас не отпускал. Позже Петр Наумович Фоменко выпустил спектакль по черновикам второго тома „Мертвых душ“ — „Чичиков. Мертвые души, том второй“. Там была сцена, которая, на мой взгляд, должна войти во все учебники режиссуры, когда Гоголь (его блестяще играла Галина Тюнина) в финале укачивал Чичикова, как ребенка. Была в нашей биографии и радио-авантюра по Гоголю, когда мы за три дня репетиций сделали радиоспектакль по „Женитьбе“.
Несколько лет назад Федор Малышев поставил спектакль „…Души“, в котором очень много интересных открытий. Дама, приятная во всех отношениях, например, решена как Панночка, Коробочка в исполнении Розы Шмуклер выглядит совершенно как fame fatal, а старый кучер Селифан – молодой герой, читающий письма автора. В общем, Гоголь в „Мастерской Фоменко“ всегда сопровождался открытиями. Это никогда не повтор чего-то, что уже было. О „Женитьбе“ же речь шла давно, но поставить ее сейчас предложила Мадлен Джабраилова. Я с Мадлен не репетировал с 2006 г., со времен спектакля „Самое важное“. За эти годы в ее жизни много чего произошло, в частности она стала педагогом во ВГИКе. И когда у нас начались репетиции, я поразился ее педагогическому мастерству. Мадлен оказала мне неоценимую помощь: пока я кричал, ругался, она тихонечко помогала всем, особенно молодым артистам. У меня возникало ощущение, что она знает выход из любой тупиковой ситуации на сцене.
В составе „Женитьбы“ она единственная из тех, кто играл во „Владимире III степени“. И что-то она „притащила“ в наш спектакль оттуда: например, позаимствовала знаменитые ругательства вроде „сморчки кроткобрюхие“, еще и своих добавила (смеется). Еще одна ее затея – выдающийся выход к зрителю. Ее сваха врывается в зал, идет по рядам и попутно раздает свои визитки с точным адресом на Гороховой улице.
Такими же равновеликими помощниками для меня в этой постановке стали Юрий Буторин, который играет Кочкарева, и Иван Вакуленко, которому досталась роль Подколесина. Помимо того, что Иван композитор, у него явный драматургический дар и прямо-таки биологическое чувство словесности. У меня не поворачивается язык сказать, что у Гоголя были недоработки, но в пьесе все-таки есть места, которые мы деликатно усовершенствовали.

- Что получилось в итоге? У Гоголя ведь всегда есть второй план, и не только внешний сюжет про сватовство здесь важен.
 — Да, безусловно. Но сватовство – сюжет актуальный во все времена. Главной героине — Агафье Тихоновне 27 лет (по нашим меркам, это как 47). Ее отец купец третьей гильдии, а значит человек с достатком. Здесь мы обострили предлагаемые обстоятельства. „Добавили“ к их имуществу салон венчальных платьев и фотоателье. Сам дагерротип был запатентован в Париже в 1839 г., а в Петербурге первые фотомастерские появились в начале сороковых. „Женитьба“, которую Гоголь начал писать в 1833 г., была опубликована в 1842. Вывод – у купцов Купердягиных вполне могло быть свое фотоателье.

- Откуда возникла идея с фотоателье и почему это было для вас важно?
 — На предыдущем курсе нашей с Дмитрием Крымовым Мастерской в ГИТИСе учился Сергей Окунев (сейчас он в режиссерской магистратуре). В качестве одной из самостоятельных работ он показывал отрывок из „Женитьбы“, в котором Подколесин видел в фотоателье бесконечное количество невест. Мы эту идею модернизировали – мне показалось правильнее, что фотографируют не невест, а женихов. И во втором акте, когда Агафья пытается выбрать, какой жених ей ближе, она выбирает их по фото.
Где Гоголь, там всегда мистика. А искусство дагерротипа оно абсолютно мистическое. Кстати, такие дагеротипические фотографии, оказывается можно изготовить и сегодня. Что мы и сделали специально для спектакля. В этом нам помог фотограф Иван Михайловский. Я первый „пожертвовал собой“. Это что-то завораживающее, настоящий ритуал: сначала тридцать минут ты должен сидеть, не шелохнувшись, потом при тебе все это проявляют на стекле… Наш художник Ирина Корина поняла, как сильно меня это увлекло, и помогла воплотить идею на сцене.

- Вы впервые работаете с Ириной Кориной. Почему выбрали именно ее в качестве сценографа?
 — Она потрясающая: принимала участие в многочисленных выставках, преподает в Школе Родченко, в магистратуре ГИТИСа. С ней было чертовски интересно работать. Я человек театрального производства, а она – художник в глобальном смысле слова. И она, как-то совсем по-другому мыслит.

- Как вам кажется, Петру Наумовичу Фоменко понравилась бы ваша „Женитьба“?
 — Петра Наумовича предугадать было невозможно. Он никогда ничего не запрещал, но если ему что-то в театре не нравилось, все без слов это понимали.

„Весь дух Фоменко в этом“

- Незримый дух мастера, как говорят поклонники Мастерской, присутствует в театре, несмотря на то, что вы не раз говорили, что не являетесь продолжателем традиций Фоменко. Вы сами это ощущаете? В чем это проявляется?
 — Это трудный вопрос. Прежде всего, в людях. Безусловно Мадлен Джабраилова является продолжателем традиций Фоменко. А также Юрий Буторин и Иван Вакуленко – это ребята из первого стажерского набора, они репетировали с Петром Наумовичем. Алексей Колубков – „наследник“ по прямой: именно Леша ввелся в „Семейное счастие“ после ухода из театра Сергея Тарамаева. Федор Малышев пришел в театр, когда был жив Фоменко, но не репетировал с ним. Тем не менее, на наших семейных капустниках именно Федор, по-моему, лучше других чувствует фоменковский дух и ведет фоменковскую линию. Может быть, потому что он очень музыкальный. А как говорил Мейерхольд – режиссер обязан быть музыкантом. Петр Наумович точно им был. Так слышать все, так ставить интонации как Фоменко, не умел, наверное, никто! Еще мне кажется, что никто так не „копался“ в человеческих взаимоотношениях, как это делал Фоменко. Мы стараемся продолжать это делать в меру своих сил. В труппе много „людей-нутрянщиков“, как я их называю. Это Галина Тюнина, сестры Кутеповы, Полина Агуреева, Карэн Бадалов, Кирилл Пирогов, Евгений Цыганов. Все это лучшие ученики Фоменко.

- Что отличает их и вообще всех „фоменок“ от любой другой труппы в России?
 — Тем, что они до сих пор вместе. Поверьте, такое количество лет прожить вместе непросто. Многие не выдерживают. А мы уже 30-летие отметили. Еще, я надеюсь, нас отличает перфекционизм. Не люблю это иностранное слово, но не знаю, каким аналогом его заменить. Ну, допустим, „дотошность“. Например, Мадлен Джабраилова весь свой реквизит в спектакле придумала сама. Она играет в „Совершенно невероятном событии“ сваху. И я очень люблю сцену, когда она из сумки вытаскивает саквояж, из саквояжа ридикюль, из ридикюля коробочку, из коробочки почему-то утку, из утки почему-то пудреницу, потом карточки женихов и так далее (смеется). Это не просто критический или психологический реализм, весь дух Фоменко в этом. Он в той необъяснимой мистике, без которой не только Гоголем, но и театром заниматься невозможно.

- Ваш любимый спектакль у Фоменко и почему?
 — „Семейное счастие“ Льва Толстого. Петр Наумович так расставил акценты, что смотреть на сцену и не думать про собственную жизнь невозможно.

- „Волки и овцы“ – легенда вашего театра, идет на сцене уже больше 30 лет. Вы не отпустили этот спектакль или он вас?
 — Это целиком заслуга нашего директора, Андрея Михайловича Воробьева. Он сражался за спектакль отчаянно, несмотря на мнение скептиков. В сердцах он любит повторять, что если у нас все будет плохо, будем каждый день играть „Волки и Овцы“, и тогда снова станет хорошо“. (смеется) Спектакль уникальный, штучный. После трагической гибели Юры Степанова, все думали, что играть мы его больше не будем. В этом была невероятная мудрость Петра Наумовича – позвать на роль, которую играл Юра, Алексея Колубкова. Он смог в этот спектакль войти, повторить рисунок роли и очень много добавить от себя.
Потом настал момент, когда актрисы спектакля стали убеждать меня, что их возраст ролям больше не соответствует. Галина Тюнина поступила мудрее остальных, никому не мешая и не привлекая внимания, организовала ввод Марии Андреевой на свою роль Глафиры. Карэн Бадалов очень трогательно передал роль Илье Любимову, буквально каждый сантиметр ему показал. А поскольку Илья человек харизматичный сам по себе, мне кажется, мы получили нового роскошного Беркутова.

- Что делает этот спектакль вечно живым?
 — Рисунок ролей, который выстроил Фоменко. Там нет грандиозных декораций, пышных костюмов, великого музыкального решения. Только отношения между людьми. Островский — это наш Шекспир. И сегодня, во времена товарно-денежных отношений, „Волки и овцы“ звучат особенно актуально и свежо. Пьесу много кто ставил и ставит, в Москве можно увидеть десятки версий. Нашу, мне кажется, отличает то, что это Островский, сделанный, как Тургенев. Ни одной жирной краски, только лирика и нежность.

„Жизни не хватит все это поставить“

- Что в планах Мастерской на этот сезон и на следующий?
 — На Старой сцене ориентировочно — в мае сыграем „Божественную комедию“ Данте. Только такой, по-хорошему сумасшедший человек, как Юрий Титов, наш актер и режиссер, мог на подобное решиться (смеется). С ним вместе работает художник Мартын Степанов, выпускник нашей Мастерской в ГИТИСе. Это их второй совместный спектакль. Первым был очень удачный „Подарок“ по Мопассану. „Божественная комедия“ — очень непростая работа, осложненная тем, что нет современных переводов. Честно говоря, я не верил, что они добегут до конца. Но, кажется, Юрий нашел нужный ход. Впрочем, не буду раскрывать карты.
На лето в планах — совсем рисковая затея. Федор Малышев ставит есенинского „Пугачева“. Сценограф – Евгения Шутина, о которой мне рассказал мой любимый театральный художник Александр Боровский. Женя с последнего выпуска Олега Шейнциса, очень важного человека для русского театрального искусства. У нее на сайте можно посмотреть все работы. Они потрясающие. 
Осенью, надеюсь, Иван Поповски приступит к репетициям спектакля по Достоевскому. Название пока не скажу.

- И Юрий Титов, и Федор Малышев – актеры „Мастерской“, не режиссеры. Такую модель – ставить в театре „своими силами“ — многие критикуют.
 — Я внимательнейшим образом смотрю за тем, что и как происходит на режиссерском факультете, и вообще стараюсь смотреть все премьеры в Москве, то есть знаю всех. Как только мне покажут нового молодого гениального режиссера – я тут же приглашу его к нам, как делал это и ранее. Кирилл Вытоптов, к примеру, поставил у нас „Мамашу Кураж“, Олег Глушков – „Моряки и шлюхи“, Егор Перегудов — „Опасные связи“. Крымов, как только освободился от работы в Школе драматического искусства, сразу поставил у нас „Дон Жуана“. А то, что ставят артисты, не знаю, чем это плохо? Это же все выстраданное и потому — живое. Нам в наследство досталось гениальное изобретение Фоменко – вечера „проб и ошибок“, когда артисты театра показывают самостоятельные работы, этюды, эскизы. Чему-то из этого потом дается ход, рождается спектакль. Мастерская Фоменко, наверное, один из немногих театров, который поддерживает любую инициативу снизу.

- В целом из чего складывается сейчас репертуарная политика Мастерской?
 — Когда меня спрашивают об этом, я рассказываю одну историю. Как-то раз на сборе труппы Рустэм Юскаев — один из основоположников нашего театра — спросил у Петра Наумовича, что мы будем ставить. Петр Наумович ответил: „У меня есть список!“ И тут же продиктовал 40 названий. На следующий год Рустэм его уже не спрашивал (смеется). Это я к тому, что „портфель“ спектаклей, о которых мечтается, у нас внушительный. Жизни не хватит все это поставить.

- Почему в репертуаре Мастерской не так много современной драматургии, которой вы так благоволите?
 — Не секрет, что новую драматургию в этом театре любит один только Каменькович (смеется). Если серьезно мы надеемся, что замечательный современный автор Ольга Мухина про нас не забудет и напишет новую пьесу специально для „Мастерской“. Я лично читаю пьесы Любимовки и всех драматургических конкурсов, которые у нас существуют. Внимательно слежу за Николаем Колядой и его школой. Удивлен, почему Коляде до сих пор не дали Нобелевскую или хотя бы государственную премию. Он породил огромное количество прекрасных драматургов. Как никто другой в стране. Другое дело, что сейчас в большинстве случаем новые пьесы остаются „в подвалах“, в маленьких театрах. Я категорически с этим не согласен. Мне кажется, театр должен развиваться вместе с новой драматургией.

- Вы один из немногих режиссеров, кто ходит на премьеры коллег. Что это вам дает, какие выводы вы можете сделать о состоянии российского театра сегодня?
 — Мы уникальная страна, в которой больше тысячи театров. И, в основном, государство содержит все эти театры. Поверьте, такого нет нигде в мире. Театр жив! И если начальство перестанет реагировать на доносы, то будет еще живее. Я не понимаю, почему из-за писем совершенно посторонних людей сегодня могут закрыть спектакль. Очень не хочется возврата к цензуре, делать из театра агитационную машину глупо.

- А какая роль у театров сегодня? Изменилась ли она в последние годы?
 — Роль театра, она с одной стороны, вроде никогда не меняется, а с другой — меняется все время. Театральная эстетика меняется каждые пять лет. Так говорил наш учитель Гончаров. Хотя я думаю, меняется еще чаще.

„Сегодняшняя театральная молодежь — пытливая“

- Вы преподаете больше 40 лет. Какие на ваш взгляд существуют проблемы в театральном образовании?
 — Бесконечное число платных школ и техникумов, которые выпускают огромное количество актеров. Я, наверное, не имею права говорить, я в этих заведениях не был, но моя интуиция подсказывает, что это невозможно. Как и соотношение – 5 мальчиков и 55 девочек на курсе. Это позорит театральное образование, и я не знаю, что с этим делать. Мне могут ответить, люди платят деньги, имеют право. Но совесть какая-то должна быть.
Кроме того, я ратую за институт вольнослушательства. Пусть не очень большой, но он нужен. В жизни бывают разные обстоятельства, кто-то захотел поменять профессию, кто-то наоборот понял, что театр не его. Мне кажется, в театральном образовании, как в спорте, должен быть дублирующий состав.

- Что сейчас происходит в вашей гитисовской Мастерской. Что это за ребята — ваши ученики, которых называют „камни“? По какому критерию вы их отбираете? Что их объединяет?
 — Для меня главное, что ребята были талантливыми и разными. Много лет не могу хорошего толстяка найти (смеется). „Баскетболистов“ много хороших, а толстяка почему-то нет. Я не боюсь возрастных людей. А с недавнего времени еще и гендерного перекоса. В этом году взял в режиссерскую группу на бюджетные места только девочек. Предыдущие годы я женщин „уничтожал“, как мог, но с каждым новым набором это получалось все хуже (смеется).

- Как и в чем повлияли на вас ваши ученики, чему вы у них научились?
 — Бесстрашию. Они не боятся отсекать в классике второстепенное. Я сам раб текста, мне это сложно. Но жизнь идет вперед, и идет стремительно. Раньше в шахматы играли четыре часа, а сейчас 15–20 минут от силы. Времени нет ни на что. Я не утверждаю, что надо ставить короткие спектакли, но надо уметь слышать время.

- Что вообще думаете о нынешнем молодом поколении — актерах, режиссерах? Какое будущее у театра в широком смысле этого слова с этим поколением?
 — Сегодняшняя театральная молодежь — пытливая, рисковая и образованная. Интернет в этом смысле дает большие возможности. Я, когда поступал в ГИТИС, был наивным до неприличия. И когда я смотрю на тех, кто приходит поступать, не перестаю удивляться уровню их подготовки. Все прошли через студии, кружки, молодежные театры. Жизненного опыта, конечно, не хватает, но он неизбежно придет. А пока у них есть самое главное – знания и талант. И если ребятам не обрежут крылья, смею верить, что у российского театра большое будущее.


Последние статьи о театре

Другие статьи: 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 | 70 | 71 | 72 | 73 | 74 | 75 | 76 | 77 | 78


© 1996—2024 Московский театр
«Мастерская П. Фоменко»
fomenko@theatre.ru
Касса: (+7 499) 249-19-21 (с 12:00 до 21:00, без перерыва)
Справки о наличии билетов: (+7 499) 249-17-40 (с 12:00 до 20:00 по будням)
Факс: (+7 495) 645-33-13
Адрес театра: 121165 Москва, Кутузовский проспект, 30/32
Rambler's Top100