Елена Ямпольская
«Русский курьер», 1.04.2004

Без черного снега

«Вы не театральный человек», — отозвался Бомбардов, но за что оскорблял, не объяснил. ..
Михаил Булгаков, «Записки покойника»

«Дни Турбиных» рецензировать не хочется. А хочется лишь умиротворенно повторять: «Какой чудесный спектакль. Какой волшебный спектакль. Какой прекрасный, прекрасный, прекрасный спектакль…» Табаков сделал ставку на Женовача и опять сорвал банк. Как ему это удается, науке не известно, но примерно треть всех театральных событий сезона в Москве генерируется теперь в хозяйстве Олега Павловича — на трех мхатовских площадках и в «подвале» на Чаплыгина. Правда, ради справедливости следует отметить, что жизнь в «подвале» слегка заглохла: текущий сезон порадовал поклонников «табакерки» только мощной работой Миндаугаса Карбаускиса «Когда я умирала» по Фолкнеру. Пропиаренный «Идеальный муж» в постановке светского режиссера Житинкина неоднократно откладывался по причинам сначала творческого, а затем форсмажорного характера, и его, «Мужа», идеальную форму обрящут, по всей видимости, не раньше мая.

Однако Табаков, наш нынешний Аристарх Платонович, не забыл свои посулы: он вывел МХАТ на орбиту, текущим поколением не виданную. А все эти мифы и легенды из театроведческих учебников… Не то чтобы они не вызывали доверия, но чего не видел, про то и рассуждать бессмысленно.

Прелесть «Дней Турбиных» Сергея Женовача — как раз в вольном обращении с легендами. Их не отрицают, о них просто не думают. Ни о том, что это четвертая постановка булгаковской пьесы во МХАТе, ни о Хмелеве, ни о Яншине, ни о Прудкине, ни о Станицыне, ни даже о «Театральном романе»; и все эти занимательные исторические коллизии: любил Сталин — не любил Сталин, приняли спектакль — сняли спектакль, травила критика — не травила критика (хотя в отношении Булгакова это уже коллизия не историческая, а личная), — не имеют ровно никакого значения для публики в зале, а заодно, кажется, и для актеров на сцене. Понятно, что они принципиальны для самого Женовача, но он справляется с этим в одиночку, никого не отягощая ответственностью перед контекстом. Разве что пьеса переименована по названию первоисточника, а зачем переименована, трудно сказать. Менее всего здесь важно, что гвардия — белая. Менее всего интересна «хронология смены власти в Киеве 1917-1920 гг.», приведенная в программке. Ни коммунистов, ни монархистов не тронет за живое этот спектакль. Хотя булгаковской неполиткорректностью вполне могут возмутиться гости из самостийной Украины…

«Дни Турбиных» населены нормальными, современными людьми, причем компания эта настолько обаятельна, что в нее нельзя не влюбиться. Прекрасный актерский ансамбль составлен преимущественно из новых звезд: помимо театралов, жадных и страстных до впечатлений изящного, во МХАТ непременно ломанутся толпы сериальных фанаток. Константин Хабенский — Алексей Турбин, Михаил Пореченков — Мышлаевский, Анатолий Белый — Шервинский (все трое официально приняты в труппу только в текущем сезоне и впервые вышли на Основную сцену МХАТа). Александр Семчев в роли Лариосика тоже обречен на радостное узнавание у широких зрительских масс. Вообще удивительно, какие хорошие актеры снимаются в наших отечественных телесериалах и рекламных роликах. Почему ни сериалы, ни ролики не становятся от этого лучше, — следующий пункт моего искреннего недоумения. 

На мхатовской сцене убойная мужская сила Хабенского — Пореченкова — Белого, а также натуральность Семчева подкреплены Владимиром Кашпуром, Валерием Хлевинским, Виктором Сергачевым и чудесным мальчиком Иваном Жидковым (его Николка Турбин даже в однообразном юнкерском строю вибрирует как-то по-своему)… Очаровательна Наталья Рогожкина — Елена, но ей явно не хватает актерских силенок в сцене скорби по убиенному брату. Кстати, Рогожкина ведь тоже «засветилась» в сериале, в первой «Каменской»…

Март шел к концу, когда Сергей Леонтьевич Максудов, неудачливый романист, затем многострадальный драматург, а впоследствии покойник, впервые увидел свою трехмерную коробочку с огоньками и фигурками. Март шел к концу, когда Сергей Женовач встряхнул эту коробочку перед нашими глазами, да так и оставил ее покосившейся. По наклонному (градусов сорок, не меньше) полу съехала в левый угол вся обстановка, будто Турбиных уплотнили, из семи комнат оставив одну. Рояль, кровать, трюмо, столы, стулья, напольные часы, чугунный Владимир. .. — все это свалено хаотичной, тесной кучей. Справа, на «Андреевском спуске», на неудобной ледяной горке, — только кресты фонарных столбов.

Кремовые шторы отсутствуют. И печка у Турбиных не в голландских изразцах, — вульгарная уродливая буржуйка. Но лампа под абажуром есть. Та, про которую в романе «Белая гвардия» сказано: «Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен. Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности»

Собственно, в этой — отсутствующей — цитате заключен главный «мессидж» спектакля. Когда город детства и юности превращается в улицы разбитых фонарей, когда чудится, что все кончено, — будь на дворе год 1918-й или 2004-й, надо просто верить и ждать. Об этом говорит нам Мышлаевский. О том же - финальный монолог взволнованного Лариосика с разложенными по плечам щеками: «Мы встретились в очень тяжелое, страшное время…» Что бы там ни было, продолжай движение. 

Герои балансируют неустойчиво, теснятся и пугаются в нагромождениях домашнего скарба, и все они, а не только Лариосик, закутанный по-бабьи, с рукавицами на веревочке, выглядят слонами в посудной лавке. Но зато у них тепло, светло, они счастливы, как все счастливые семьи. Вокруг Елены разыгрывается веселая вакханалия рыцарства — без пяти минут непристойного, но при этом ужасно благородного. Не успел высохнуть один букет, а уже необходима ваза для очередного подношения. Этим людям завидуешь, к ним тянешься, и реально болеешь сердцем, когда к началу второго акта разоряется, выхолаживается, пустеет дом.

Иван Васильевич (он же Константин Сергеевич) говаривал, что массы должны сталкиваться исключительно за сценой. Женовач выводит на подмостки сорок юнкеров с красными околышами на фуражках, у него пули чиркают по фонарным столбам, петлюровцы стаскивают сапоги с убитого Турбина, и полковник лежит, недвижимый, сверкая голыми пятками. Гремит канонада, стелется пороховой дым, пули не задерживаются в револьверах, но не дымом, а ДОМОМ, интимным семейно-дружеским кругом спасаются уцелевшие души.

«Дни Турбиных», пардон, «Белая гвардия» — кантиленный спектакль. Сегодня это случается крайне редко. Сегодня модно раскладывать на поверхности отдельные режиссерские находки. Каждую из которых можно взять, повертеть в руках, полюбоваться и вернуть обратно. «Дни Турбиных» нерасчленимы, как река, — с ее то ровным, то бурным, но всегда непрерывным течением. Потому и рецензировать трудно. Хочется просто наблюдать, скользить вслед завороженным взглядом.

Проблемы, конечно, существуют. По мелочам. Эти выстрелы, вечно фальшивые на сцене, хоть ты тресни (я, впрочем, не предлагаю, чтобы Турбина закололи кинжалом). Этот «снег», который, разумеется, не тает, и все персонажи будто вылезли из курятника. Почему бы действительно не сделать снег черным? Тем более что долгими декабрьскими ночами при проблемах с электричеством он и есть черный. Какой же еще?

Очень смущает обручальное кольцо на пальце у Лариосика. Особенно смущает когда гигантский пупс, явно и очевидно окольцованный, делает предложение Елене да еще смеет оскорбляться отказом… Если трудно снять, так возьмите телесный пластырь, заклейте, придумайте что-нибудь. Просчет мелкий, но недопустимый.

Мы уже говорили, что спектакль Женовача совсем не строг. В этой приятной вольготности есть свои недостатки, требующие снисхождения. Ближе к финалу откровенно работает на публику ее любимец и баловень Пореченков. Публика довольна. На добродушных поклонников, а не на строгих ценителей рассчитан и бенефис Шервинского — Белого, оказавшегося чуть ли не главным героем. Бывший лейб-гвардеец, затем адъютант гетмана, а впоследствии оперный солист с его тягой к переодеваниям, несколько плебейской жизнерадостностью и забубенным враньем сегодняшнему зрителю, чего греха таить, приятнее и ближе, чем обреченный, весь на голом нерве Турбин (с какой тоскливой безнадежностью вращает он гимназическую копию Земли, словно хочет спросить: а другого глобуса у вас нет?) и даже горячий Мышлаевский (лицо тяжелое, как у Александра III, а ухмылка лихая, довольная, как у анархиста). Бывают люди — стойкие, словно поросшие мхом утесы, и такие же унылые. Жизнь катится мимо этих утесов, а вместе с ней катится счастливчик Шервинский. 

Кстати, Белый, в прошлом сезоне сыгравший жениха Тамары в «Демоне» Кирилла Серебренникова, снова выходит на сцену в черкеске и опять имеет непосредственное отношение к «Демону», правда, к оперному…

Сцена, когда Шервинский обволакивает Елену, уже зная про себя, что победил, а Елена слабо сопротивляется, провоцируя дальнейший натиск, а пьяный Лариосик в углу сидит и не жужжит, — едва ли не самая прелестная в спектакле. Пара бродит среди фонарей, как в трех соснах, и зал смеется радостно, беззаботно, умильно. При чем тут Гражданская война, при чем великие потрясения? Молодая женщина, влюбленный мужчина, томление плоти, вечный и ослепительный сюжет на все времена. Единственное, что не совсем понятно: если Елена не уважала Тальберга, то какие у нее основания уважать Шервинского, это безобидное, обаятельное ботало? Видимо, лукавила Елена Васильевна…

Шервинский симпатичен именно потому, что занимается любовью, пока остальные вершат историю. Мужчина, вершащий историю, потерян для женщины. Мужики устраивают свои великие потрясения, а мы сидим дома и медленно, но верно стареем. Поэтому слабый пол всегда солидарен с Лариосиком. Не любим мы Гражданскую войну. Не видим в ней смысла.

Последние статьи о театре

• Без черного снега, Елена Ямпольская, «Русский курьер», 1.04.2004
  
• Любимый спектакль Сталина, Григорий Заславский, «Независимая газета», 26.03.2004
  
• Пьеса о кремовых шторах, Александр Смольяков, «Где», 25.03.2004
  
• «Белая гвардия». Новый призыв, Юлия Шигарева, «Аргументы и факты», 24.03.2004
  
• Назад в будущее, Павел Руднев, «Ваш досуг», 22.03.2004
  
• Когда я умирала, Елена Ковальская, «Афиша», 13.02.2004
  
• Смертный путь из грязи в князи, Елена Дьякова, «Новая газета», 12.02.2004
  
• Легко ли быть мертвым?, «Итоги», 9.02.2004
  
• АЛЕКСЕЙ КРИКЛИВЫЙ: «ПОСЛЕ НАС НЕ ОСТАНЕТСЯ НИЧЕГО МАТЕРИАЛЬНОГО» ["Ю" Ольги Мухиной - начало работы нового руководителя театра "Глобус". Интервью], «Континент Сибирь (Новосибирск)», 30.01.2004
  
• Живые и мертвая, Мария Хализева, «Вечерний клуб», 29.01.2004
  
• В добрый последний путь!, Ирина Алпатова, «Культура», 29.01.2004
  
• Фокус делать не из чего, Дина Годер, «Русский журнал», 27.01.2004
  
• Протестанты в «Табакерке», Алена Карась, «Российская газета», 27.01.2004
  
• На кладбище и обратно, Марина Шимадина, «Коммерсантъ», 27.01.2004
  
• Дорога на кладбище, Александр Соколянский, «Время новостей», 27.01.2004
  
• Поджечь родную мать, Ольга Егошина, «Новые известия», 26.01.2004
  
• Смерть — понятие растяжимое, Марина Давыдова, «Известия», 26.01.2004
  
• Непоследняя жертва, Роман Должанский, «Коммерсант», 11.12.2003
  
• НЕОНОВОЕ «Ю», ИЛИ СПИЧКИ ДЕТЯМ И ИГРУШКИ [Премьера «Ю» Ольги Мухиной в новосибирском «Глобусе»: интервью с автором], «Честное слово (Новосибирск)», 22.10.2003
  
• ЗАГАДКИ НА БУКВУ Ю, «Коммерсантъ (Новосибирск)», 25.09.2003