Ян Смирницкий
03.2001

Известен адрес, где хранится спасительная красота

Ей-богу, в понедельник Москва не на шутку разразилась премьер-театральщиной, теперь на сезон разговоров хватит! Что забавно: в «Сатириконе» давали «Любовь и кроликов» с Джигарханяном-арендатором во главе, а Константин Райкин в это самое время постигал «Кураж от Фомы» на Кутузовском. В самом деле, в Мастерской Петра Наумовича Фоменко на премьере «Войны и мира» собрались невзначай Макаревич, Козаков, Табаков, Райкин, все с женами, но «без парада». Первые хлопки корифеев вряд ли определяли градус интриги, но? какова игра!

Играли свадьбу. По-другому и не скажешь! Мы привыкли под спектаклем в три действия понимать салонный театр, но при всей пышности постановки «Войны и мира» язык не поворачивается хоть на мгновение позволить себе сленговую «воздушность от Шерер». От картины к картине разворачиваются воистину батальные сцены: вы не застанете актера в одиночестве — из ненаписанных писем, из недосказанных речей рождается Слово о целом народе, что грешит и прощает и? идет на войну. А сколько на карте есть места — за всех все дурное отмолит. Карта — что занавес, будто рубище-полотнище, белая и свежая, как эта газета, но на ней уж скоро проступит кровь; от Авиньона до Базеля, от Смоленска до Москвы. Но не теперь. Сейчас минута молитвы. Каждый из героев Толстого-Фоменко появляется по нескольку раз в разных образах. Якобы. Первый раз для греха, последний — для света. Или совета. Но с Богом. Один лишь Пьер (Андрей Казаков) бродит в безвременье, без Бога за пазухой, толкаясь меж стен с неизменным вопросом: «Зачем вы идете на войну?» С его интонацией Ричард Бах спрашивал у Чайки по имени Джонатан Ливингстон: «Почему тебе так хочется летать?» Это угроза твоему равновесию, полное растворение в родной земле и ее боли, то есть возвращение с небес.
Яркая сценография превращает «плоский» спектакль (это я про архитектуру зала) в живой кинофильм, причем «механик крутит» все стремительнее. Так и ждешь: вот сейчас пленка соскочит с бобины, оплавится, в зале поднимутся свист, улюлюканье, ан нет — Фоменко не даст вам так просто «разрядиться». Слой за слоем, он вытягивает ваш вкус понемножечку, сначала заставляет узнать тонкий аромат русской усадьбы со скрипучей лестницей и тяжелой входной дверью, потом? Много диалогов спектакля рождается вообще «на границе» — в сенях. Да-с, чтоб хозяина не разбудить, князя Николая Андреевича (Карэн Бадалов), он у нас строгих правил, да и? полцарства скоро станет границей. Спектакль свеж, и месяца два уйдет только на его «осадку», но страшного уже не произойдет — фундамент не рассохнется. Фоменко еще раз доказал не только высоту своего театра, он заговорил о красоте русской истории, а не только о трагедиях и водевилях в ней вперемежку с крем-содой. От раза к разу зритель поднимается все выше, уже неважно, где у Толстого поставлена точка. Главное сделано: вы — зритель — летите с неизменным набором высоты, иначе быть не может. Про такое не скажешь замусоленным лейблом «классика», мол, опять эта классика, да и образ Толстого неожиданно врастает в самого Фоменко?
Скажу проще, в спектакле есть запах — это бесценная иллюзия многопланового театра, когда на сцене одно, а вокруг-то, вокруг! Город ли топтаный-перетоптаный, табун ли лошадей на приволье. Спектакль жестикулирует, словно распластавшийся на получеловек — лежит себе, мечтает, его все дергают: чего, мол, лежишь? А он просто на небо смотрит. Может, молится, может, просто так лежит. От этого постановки Фоменко никогда не кажутся тяжелыми, какую бы «громоздкую» тему он ни выбрал, ибо предлагает вам театр-поиск, а вы уж сами докапывайтесь, господа хорошие! Но он поможет. Истинно богатырское решение — взять и водрузить на постамент Толстого! Но уже не копию из алебастра. Так себе дельце, скажете? Старикашка лыс, а усами оброс, что чертополох, иль не так уж плох? Ить его, мерзавца, к чертям! Да, но на него всегда можно положиться. Это к вопросу о сильной режиссуре. Играли свадьбу.

Последние статьи о театре

• От мира до войны, Ольга Лаврова, «Ваш Досуг», 8.03.2001
  
• До войны, Елена Ковальская, «Афиша», 5.03.2001
  
• Известен адрес, где хранится спасительная красота, Ян Смирницкий, 03.2001
  
• Завтра была война, Марина Мурзина, «Аргументы и факты, № 11», 03.2001
  
• Шпрехопера в трех актах, Алексей Парин, 03.2001
  
• Что такое «Война и мир»?, Елена Губайдуллина, 03.2001
  
• Мальбрук в поход собрался, Ольга Егошина, «Театр, № 2», 03.2001
  
• Парадоксы Толстого, Надежда Ефремова, «Экран и сцена, № 11 (581)», 03.2001
  
• Андрей в поход собрался, «Финансовая Россия, № 7», 03.2001
  
• Другая жизнь, Валерий Семеновский, «Театр, № 2», 03.2001
  
• Миро-приятие, Дина Годер, «Итоги», 27.02.2001
  
• Мозаика «Войны и мира», Нина Агишева, «Московские новости», 27.02.2001
  
• Потертый альбом на сквозняке нового века, Елена Дьякова, «Новая газета», 26.02.2001
  
• Князь Андрей под медным тазом, Глеб Ситковский, «Вечерний клуб», 23.02.2001
  
• Невыразимая легкость эпопеи, Наталия Каминская, «Культура», 22.02.2001
  
• Ксения Кутепова стала Марьей, Соней и Жюли одновременно, Алексей Белый, «Комсомольская правда», 22.02.2001
  
• Не до конца, Григорий Заславский, «Независимая газета», 21.02.2001
  
• Толстовство в чистом виде, Роман Должанский, «Коммерсант», 20.02.2001
  
• О доблести, о подвигах, о славе, Ольга Фукс, «Вечерняя Москва», 20.02.2001
  
• Эпопея в камерном формате, Олег Зинцов, «Ведомости», 20.02.2001