Григорий Заславский
«Независимая газета», 21.02.2001

Не до конца

«Война и мир. Начало романа» в «Мастерской Петра Фоменко»

Из двух премьерных спектаклей «Войны и мира?», показанных в минувшие выходные в «Мастерской Петра Фоменко», второй, рассказывают, понравился всем без исключения. Я был на первом.
В спектакль вошли три сцены из самого начала, как и обещает название. Салон Анны Павловны Шерер, именины у Ростовых, Наташа с куклой, смерть старого графа Безухова, Лысые Горы, сборы Андрея Болконского на войну. В спектакле имеет место пролог — монолог Пьера о волнующихся и передвигающихся народах, о битвах. Но битвы Фоменко, кажется, волнуют меньше, чем, например, Сергея Бондарчука.
Спектакль складывается из сцен, в которых актеры «Мастерской?» играют по нескольку ролей. Не потому, что в труппе недостаток актеров, — именно так подчеркивается принцип чтения. Пьесы не было, инсценировка складывалась во время долгого и подробного чтения, а вернее, вчитывания в роман.
О работе над «Войной и миром» в «Мастерской Петра Фоменко» впервые заговорили, кажется, лет десять тому назад. Временами казалось, что все так и останется внутри, в виде лабораторного опыта, и никогда не будет предъявлено публике. Но, видимо, в работе все же был перейден Рубикон, после чего уже нельзя было не сыграть. Впрочем, все это — домыслы. В программке находим имена авторов инсценировки: сам Петр Фоменко, Евгений Калинцев, Галина Покорская?
Предчувствие каких-то главных и больших событий, сборы на войну, разговоры о двух гениях, злом и добром, Наполеоне и Александре, которым только предстоит схлестнуться, милые заблуждения и обаятельные предрассудки — вот что составляет предмет рассказа. Сцены — как наброски, наброски театральные и вполне живописные: вначале в двух рамах по краям неудобной, тесной (для домашней, не то что эпического размаха истории) двухъярусной сцены «Мастерской?», — два наброска к портрету. В обоих случаях выписаны только лица (художник — Владимир Максимов). Остальное приложится? Потом оба наброска повесят на стену, как уже готовые портреты, а рамы превратятся в свободно вращающиеся двери, через которые нельзя пройти иначе, как закрутив их, подобно мельничным крыльям. Жерновам истории?
Галина Тюнина в первой сцене играет Анну Шерер, в последней — княжну Марью Болконскую, а «между тем» — графиню Ростову. Она — и та, и другая, и третья, и еще немножко она — Галина Тюнина, играющая героинь Толстого. Уважительное отношение к слову Толстого не превращается в музейное разглядывание запыленных витрин. У Фоменко и в игре «фоменок» слово Толстого — живое, сиюминутное, легкое и обаятельное. И сами актеры, все, кажется, в чешках, опять юные, звонкие, легкие, что не мешает им время от времени говорить о чем-то серьезном. Но эти переходы пока удаются не всем.
Сам долгое время мыкавшийся без своего дома, Фоменко лучше всего изображает и показывает, и чувствует уют и неуют. Уют — и готовность к будущим сквознякам, которые высквозят не одни лишь дома, но и всю Европу.
Актрисы играют лучше, чем актеры. Пока. А среди актрис лучше других — Галина Тюнина, Ксения Кутепова и Полина Агуреева. В роли Шерер Тюнина мило пристраивает то туда, то сюда негнущуюся ногу. В роли Ростовой предстает закутанным в нечто бесформенное «человеком-горой» (костюмы Марии Даниловой). В роли княжны Марьи достигает почти трагических высот в совершенном молчании. В игре женщин прекрасны мелочи, замечательны детали. Маленькая княгиня в исполнении Ксении Кутеповой, любовно и осторожно придерживающая свой беременный живот, или ее же чтение-писание письма, уже в другом эпизоде и в другой роли? Паузы — то, что удается Тюниной и Кутеповой и неинтересно (пока) в игре Ильи Любимова (Андрей Болконский) и Андрея Казакова (Пьер).
Пока живые детали часто затмеваются вещами формальными: шаржи, карикатуры, впрочем, так любимые Фоменко (недаром любимая его актриса в Театре имени Евг. Вахтангова — Людмила Максакова, прекрасная именно в своем неестестве). Старый князь Болконский в исполнении Карэна Бадалова более всего похож на враля-барона из детской книжки, хотя ничем подобным вроде бы Болконский не отличается, а сцена за обедом с подачей — не-подачей супницы становится вставной репризой, когда переигрывание мешает «основным удовольствиям». До ухода Андрея на войну и до конца спектакля остаются считанные минуты.
Слез нет, хотя, наверное, должны быть.

Последние статьи о театре

• От мира до войны, Ольга Лаврова, «Ваш Досуг», 8.03.2001
  
• До войны, Елена Ковальская, «Афиша», 5.03.2001
  
• Известен адрес, где хранится спасительная красота, Ян Смирницкий, 03.2001
  
• Завтра была война, Марина Мурзина, «Аргументы и факты, № 11», 03.2001
  
• Шпрехопера в трех актах, Алексей Парин, 03.2001
  
• Что такое «Война и мир»?, Елена Губайдуллина, 03.2001
  
• Мальбрук в поход собрался, Ольга Егошина, «Театр, № 2», 03.2001
  
• Парадоксы Толстого, Надежда Ефремова, «Экран и сцена, № 11 (581)», 03.2001
  
• Андрей в поход собрался, «Финансовая Россия, № 7», 03.2001
  
• Другая жизнь, Валерий Семеновский, «Театр, № 2», 03.2001
  
• Миро-приятие, Дина Годер, «Итоги», 27.02.2001
  
• Мозаика «Войны и мира», Нина Агишева, «Московские новости», 27.02.2001
  
• Потертый альбом на сквозняке нового века, Елена Дьякова, «Новая газета», 26.02.2001
  
• Князь Андрей под медным тазом, Глеб Ситковский, «Вечерний клуб», 23.02.2001
  
• Невыразимая легкость эпопеи, Наталия Каминская, «Культура», 22.02.2001
  
• Ксения Кутепова стала Марьей, Соней и Жюли одновременно, Алексей Белый, «Комсомольская правда», 22.02.2001
  
• Не до конца, Григорий Заславский, «Независимая газета», 21.02.2001
  
• Толстовство в чистом виде, Роман Должанский, «Коммерсант», 20.02.2001
  
• О доблести, о подвигах, о славе, Ольга Фукс, «Вечерняя Москва», 20.02.2001
  
• Эпопея в камерном формате, Олег Зинцов, «Ведомости», 20.02.2001