Александр Соколянский
«Время новостей», 7.03.2006

Бактерия риноцерита

2006 год как-то не очень задался любимому театру. «Носорог» — опять одна неудача, еще более досадная и куда менее объяснимая, чем февральский «Журден-Журден». То был развлекательный спектакль, сделанный на откровенно неудачном материале, Лета поглотит его с легкостью, ну и пусть: не жалко. Здесь великая (не уверен, что гениальная, но точно, что великая) и, выражаясь по-носорожьи, очень своевременная пьеса. Поставил ее Иван Поповски, у которого в отличие от Вениамина Смехова имеются и яркий режиссерский талант, и превосходная выучка. Заметим в скобках: многие актеры уверены, что режиссуре можно научиться вприглядку, репетируя свои роли с великим мастером, но это неправда. Искусство режиссуры, как электрический ток, не передается по воздуху: нужна настоящая школа, нужны действительные отношения учителя и ученика. Школу, к которой принадлежит Иван Поповски, я не постесняюсь назвать лучшей в сегодняшнем театральном мире.

Роль главного героя, пьяницы Беранже, единственного человека, который не стал носорогом, играет Кирилл Пирогов. Ему ничего не надо объяснять про честь и достоинство хрупкого, слабосильного индивидуализма, он сам все знает. Отличный, умный актер. С Иваном Поповски они вполне сработались в «Отравленной тунике» (2002), и это был очень неплохой спектакль. Что могло не получиться сейчас?

Видимо, были поставлены неверные задачи. Попробуем их уяснить.

Спектакль начинается с того, что сцену неторопливо, слева направо, переходят три одинаковых человека (не-человека), словно бы написанных Рене Магриттом, старшим собратом Эжена Ионеско, бельгийским мастером «магического реализма». Строгие костюмы, котелки, под котелками — лица (не-лица), обмотанные белой тканью. Уже понятно: если тон задает Магритт, то в «Носороге» Поповски не будет никакой политизации, никаких обличений-изобличений, но это же правильно! Сам Ионеско не уставал повторять, что его «риноцерос» не фашист, не коммунист и не приверженец идей чучхе, а все они сразу, включая нынешнего единоросса, и речь при этом вообще идет не о политике: «Риноцерос — это человек готовых идей. В пьесе я просто хотел рассказать об идеологическом заражении».

Болезнь риноцерит, т.е.«носорожество», очень разнообразна, при этом бактерии риноцерита заранее обжились в каждом человеческом организме, как палочка Коха. Очень интересно, да и важно тоже, исследовать природу болезни в общем виде, не отвлекаясь на частные клинические случаи.

И Поповски придумывает впечатляющую увертюру: персонажи пьесы, один за другим, входят в условное уличное кафе, включают музыкальный автомат, танцуют под шансонетки (хореограф — Валентина Гуревич). Все очень мило, всем хорошо.

Правда, когда люди бросают в щель монету, сначала вместо музыки раздается глухой животный рев (издает его та самая магриттовская тройка, вставшая у микрофонов), но никто ничего не замечает. Беранже отличается от остальных тем, что ему уже с утра плохо. Его мучает похмелье, и ему нет никакого дела до замолкшего музыкального автомата.

Общий темп игры: весело, неторопливо. При этом все движения и эмоции персонажей (даже выделенной из общего ряда Домашней хозяйки, которую играет Галина Тюнина) предсказуемы. Если угодно, они почти автоматичны. Перед нами мир, уже болеющий риноцеритом в скрытой форме.

На бумаге все выглядит по-прежнему правильно и гладко, но на сцене начинаются неувязки. Театр «фоменок», играющих в медленном темпе, всегда был театром удивительной душевной утонченности, глубоким и переливчатым. В сценическую игру имело смысл всматриваться, ею хотелось любоваться; существование потенциальных носорогов плоско и однообразно по определению. Знать заранее, что и как скажет мающемуся Беранже самодовольный Жан (Олег Нирян) или как будет жонглировать дурными силлогизмами Логик (Карэн Бадалов), убеждаться в том, что их интонации и повадки не способны измениться, — нет, это скучно. Возникает желание поторопить артистов: ну да, да, все понятно, еще что-нибудь будет? А они никуда не торопятся. Милые «фоменки» играют с непривычной для них и неприятной для нас осанистостью оперных солистов. И, главное, было бы что играть. Я не помню в репертуаре «Мастерской П. Н. Фоменко» спектакля, менее насыщенного действием, чем «Носорог» Ивана Поповски, идущий три часа сорок минут. Именно потому, что в нем нет ничего «частного».

Нарочитая бесхитростность игры, думается, была задана режиссером вполне сознательно; это подтверждается внешней простотой сценографии. Ангелина Атлагич знает толк в пышности и декоративности (вспомним ее костюмы в «Окровавленной тунике»), здесь же ее сценическая конструкция стремится выглядеть набором белых ширм с полуусловными дверьми и окнами. Ивану Поповски не хочется ставить притчу Ионеско ни в законах психологического театра, ни в законах театра масок, ни в законах театра активной режиссуры. Он отсекает избыточно богатые возможности, но в итоге оказывается на почти пустом месте. Ему остается играть лишь в театр типажей, которым занимается большинство ремесленников, на большее не способных. Кто, как не Поповски, мог бы показать превращение человека в носорога максимально эффектно, но он себя зачем-то сдерживает: превратимся скромно, без спецэффектов, как в любительском театре. Как бы ни были сложны побудительные мотивы, результат малоинтересен.

Насытить спектакль тревогой, действительным страданием, глубокой серьезностью мог бы исполнитель главной роли, но это, кажется, не очень по плечу Кириллу Пирогову. Он отлично улавливает фактуру: нервность и разболтанность Беранже так же хороши, как хороша была стилизованная обреченность Имра в «Тунике», но этим достоинства его игры, в общем, исчерпываются. Можно предположить, что играть в дуэте или в трио (вообще в связке) ему удобней и правильней, чем солировать; что благодаря именно этому свойству актерской органики он в 1993 году легко и радостно к ней присоединился.

Лучшие спектакли «Мастерской», от «Владимира III степени» до «Трех сестер», всегда были полицентричны: в них воздух звенел от сложных, хитросплетенных связей меж равноправными персонажами. Драматургия, в которой существует лишь один герой, окруженный «всеми остальными» (это и «Гамлет», и «Эдип-царь», и почти весь театр эпохи романтизма), ученикам Фоменко вообще как-то не очень удается. Вспомним: ни «Чичиков» с Юрием Степановым, ни «Месяц в деревне» с Галиной Тюниной существенными удачами так и не стали. «Приключение», поставленное Иваном Поповски пятнадцать лет назад, было больше чем удачей. Оно было шедевром, но при этом «все остальные» и «все остальное» были в спектакле куда интересней и важней, чем центральная фигура цветаевского Казановы. Нынешние «Журден-Журден» и «Носорог» — это, конечно же, театр одного героя. Выводы напрашиваются.

Последние статьи о театре

• Сестры Фоменко, «Итоги», 27.03.2006
  
• По улице ходили «Носороги», Любовь Лебедина, «Труд», 22.03.2006
  
• Не шутите с носорогом, Ирина Алпатова, «Культура», 16.03.2006
  
• Носороги среди нас, Григорий Заславский, «Независимая газета», 15.03.2006
  
• В мире животных, «Итоги», 13.03.2006
  
• Сопротивление носорожеству, Майя Стравинская, «Коммерсант», 10.03.2006
  
• Носороги беспокоят, Олег Зинцов, «Ведомости», 10.03.2006
  
• Анти-Фоменко, Екатерина Рябова, «Афиша», 7.03.2006
  
• Мольер всепрощающий, Алена Данилова, «Взгляд», 7.03.2006
  
• Вирус носорожьего гриппа, Алена Карась, «Российская газета», 7.03.2006
  
• Рогатая экзотика, Ольга Егошина, «Новые Известия», 7.03.2006
  
• Бактерия риноцерита, Александр Соколянский, «Время новостей», 7.03.2006
  
• Все мы немножко носороги, Глеб Ситковский, «Газета Gzt.Ru № 38», 7.03.2006
  
• Носорог-рог-рог идет, Марина Давыдова, «Известия», 6.03.2006
  
• Кой черт их понес на эту галеру, Глеб Ситковский, «Газета — Gzt.Ru № 30», 22.02.2006
  
• Не поделили Мольера, Артур Соломонов, «Известия», 21.02.2006
  
• Прости нас, новый русский!, Елена Ямпольская, «Известия», 21.02.2006
  
• Простите, Петр Наумович?, Григорий Заславский, «Независимая газета», 21.02.2006
  
• Парафразом по классику, Ольга Егошина, «Новые известия», 21.02.2006
  
• Дружба с юбиляром, Александр Соколянский, ««Время новостей» № 29», 20.02.2006